— Собаки и вооруженная охрана, — заявил он возмущенно.
— Не обращай внимания на таблички. Они здесь у всех.
Замечательно! Спасибо, Монтана. Не свою задницу подставляешь.
Он с неохотой вернулся на передовую и осторожно начал взбираться на ворота. К счастью, конструкция ворот в стиле ар-деко 9 облегчила ему задачу, хотя перелезть через зубья наверху оказалось сложным делом; он слышал, как трещат его брюки, и это его разъярило. Он выругался и перелез.
За воротами была круглая аллея, которая освещалась зелеными расставленными через равные интервалы фонариками. Он рванул по ней, держась ближе к краю, затаив дыхание, моля бога, чтобы не нарваться на бдительную немецкую овчарку.
Ей вдруг пришло в голову, что Оливер — единственный, кто может помочь. Если он не будет держать язык за зубами, то кто будет? Режиссер его картины. Исполнительница главной роли в его следующей постановке. Господи, это его обязанность! Для чего продюсеры, если не выручать из беды?
— Позвони Оливеру Истерну, — простонала Джина, обращаясь к Тяо Лин, которая уже оделась и была готова быстренько смыться.
— Кому-кому? — осведомилась та нахально.
— Звони! — взвизгнула Джина. — Не задавай вопросов!
Она пыталась оттолкнуть тяжелое тело Грея, колотила его в грудь, опять стонала. Он тяжело дышал и был без сознания, что ее просто бесило. Ведь это она под ним застряла. А от него никакого толку, как медведь на нее навалился. «Вызови врача», — сказал, задыхаясь, перед тем как потерять сознание. Дурень английский.
Он что, и впрямь рассчитывает, что она пустит врача любоваться на них в таком вот виде?
— Телефон Оливера Истерна в моей записной книжке на письменном столе… позвони… пожалуйста. И дай мне трубку, когда дозвонишься. Мне кажется, я умру.
— Прибереги это для съемок, сестрица, — вполголоса заметила Тяо Лин.
— Что? — задохнулась Джина.
— Ничего, — ответила та, отыскивая телефон Оливера. — Надеюсь, этот пижон дома, потому как я должна исчезнуть.
— Что ты должна? — задохнулась Джина от возмущения. — До самого конца будешь со мной ковыряться, сикуха китайская.
— Не китайская, а азиатская, — загадочно улыбнулась Тяо Лин. Она-то знала, что уберется отсюда, как только появится Оливер. Такие вещи не способствуют бизнесу, а для Тяо Лин бизнес был на первом месте.
Телефон нарушил его приятные сновидения.
— Оливер! — истерично задыхалась Джина Джермейн. — Ты мне нужен. Скорее приезжай!
Оливер Истерн торопливо одевался: синий кашемировый свитер, с безупречными складками джинсы и итальянские мокасины. А волосы немного примялись, чтобы их уложить, требовалось время.
Истерический телефонный звонок Джины Джермейн выбил его из колеи. От полуночных звонков не жди ничего хорошего, и этот неминуемо будет, как и все остальные. Он быстро вел машину по безлюдным улицам Беверли-Хиллз, проглотив по дороге «Мэлокс» 10, чертыхаясь и гадая, что его ждет.
В конце аллеи, в обрамлении квадратного дворика, стоял дом в испанском стиле, и почти во всех окнах горел яркий свет. Бадди не пришлось слоняться в поисках серебристого «Мазерати», он был припаркован прямо у парадной двери, на самом виду. Держась в тени, Бадди приготовился возвращаться.
Когда-нибудь и он станет владельцем дома со сторожевыми собаками и вооруженной охраной. Когда-нибудь. Скоро. И уж он-то позаботится, чтобы его собаки были спущены и готовы броситься на любого недотепу, который полезет через его ворота.
Краем аллеи он спускался вниз, ощупывая брюки — дыра не меньше десяти дюймов. Выругался еще пару раз.
Шум открывающихся электрических ворот до смерти его напугал, и он встал как вкопанный. Потом свет от фар машины, влетевшей на полной скорости, заметался внизу аллеи. Он как раз успел броситься в кусты и приземлился на правую руку, которая отозвалась нешуточной болью. Он застонал. Земля была влажной — постоянно включены были автоматические разбрызгиватели, и он катался по грязи.
Услышав лай собаки, он застыл от ужаса.
Дверь открыла маленькая кроткая азиатка.
Оливеру нравились уроженцы Востока: они знают свое место.
— Оливер Истерн, — сказал он вежливо. — Мисс Джермейн мне звонила.
— Где тебя, блядь, носит! — нагло заявила не такая уж и кроткая азиатка. — Иди за мной.
Расстроенный таким приемом, он потащился за ней на второй этаж в спальню. Там его взору открылась потрясающая, если не сказать больше, картина. Джина Джермейн… величайший символ секса… лежала, распластавшись, как белоснежная дива на пляже. А сверху, выставив для обозрения голую волосатую задницу, развалился Нийл Грей.
— Ах, дерьмо! — воскликнул Оливер. — Вы только для того подняли меня с постели, чтобы я посмотрел, как вы трахаетесь?
Я, знаете ли, видел такое и раньше… только в лучшем актерском исполнении.
— Ты, хер! — собрав все свои силы, завизжала Джина. — Сделай что-нибудь, черт тебя побери! Ты ведь у нас лучший продюсер.
Глава 42
— Я ищу одну женщину, — монотонно пробубнил Дек.
Толстуха в фиолетовом свитере, в короткой черной юбке и с маленьким ребенком на боку засмеялась и сказала:
— Ане всех?
Она стояла в дверях захудалого домишки и ждала, что он еще скажет.
— Миссис Кэрролл, — сказал он, вертя в руках бумажку, хотя и знал прекрасно, что на ней написано. — К-э-р-р-о-л-л, — медленно повторил он, читая по буквам.
Женщина неуверенно покачала головой.
— Не знаю. — У ребенка потекло из носа, и она рассеянно утерла его ладонью. — Не знаю.
— Кто там? — раздался мужской голос, и рядом с ней в дверях появился жирный коротышка. — Да? — рявкнул он. — Чего надо?
Дек подставил ногу, чтобы дверь не захлопнули.
— Кто здесь жил до вас? — холодно спросил он.
Что-то было в его взгляде — таком пустом и суровом, — что мужик отнекиваться не стал.
— Какая-то старая ведьма.
— По фамилии Кэрролл?
— Не знаю. — Он насел на дверь, пытаясь ее закрыть, но нога Дека мешала.
Женщина громко шепнула:
— Чо ему надо? Чой-то он не катится?
— Где мне узнать, кто здесь жил раньше? — спросил Дек; в черных его глазах горело разочарование.
— Повыспроси-ка у того бездельника, что нам сдает эту халупу, — сказал мужик, которому не терпелось, чтобы Дек убрался с его порога. — Он порасскажет, А мы ничо не знаем.
— Не, — поддакнула женщина. — Мы тут ни с кем не знаемся.
Мужчина ушел в дом и вернулся с обрывком газеты, на котором нацарапаны были фамилия и адрес.
— И скажи этому жмоту, что новую-то крышу пять лет как обещается поставить.
Дек взял бумажку, убрал ногу и, не сказав больше ни слова, пошел восвояси.
— Придурок трахнутый, — рявкнул мужик и захлопнул дверь.
Дек шел быстрым шагом, смотрел прямо перед собой. Бумажка. Клочки бумаги. И все они куда-то да ведут…
Они сидели рядышком в местном баре, Дек потягивал кока-колу, а Джой опрокинула один за другим три рома скалой.
— Поздно уже, — сказала она. — Во сколько ты обещал предкам, что мы придем?
— Как получится, — ответил он.
— Чего это? — спросила она. — Они не горят, что ли, со мной познакомиться?
— Еще как, — сказал он уныло, вспоминая слова матери.
Она пялилась на него, словно чувствовала, что эта будет не такая, как все. «Приводи, если тебе так у ж надо», — сказала она.
«Нам прийти к ужину?»— отважился он.
«После ужина. Яне собираюсь готовить для какой-то дешевой потаскушки, с которой даже и незнакома».
«Она не дешевая потаскушка», — возразил он.
Мать растянула губы щелочкой, улыбнулась.
«Раз ты ее подцепил, значит, потаскушка».
