Ознакомительная версия.
— В декабре наша служба безопасности выявила организатора цепочки. Как вы все знаете, им оказался мой заместитель господин Барышев. Николай Николаевич. — Голос немножко подвел его в самый неподходящий момент, странно дрогнул. Ей-богу, Тимофей предпочел бы, чтобы это был Шубин, а не Коля Барышев, вместе с которым они начинали столько лет назад!.. — Мы собрали необходимые документы и передали дело в Генеральную прокуратуру. Вчера господин Барышев был взят под стражу. Вот, собственно, и вся история. Можете задавать вопросы.
Первым, по неписаному, но никогда не нарушаемому закону спрашивал лохматый и насмешливый Венедиктов, главный начальник “Эха Москвы”. Тимофей давно его знал, относился к нему хорошо и отчасти уважал, в отличие от всей остальной журналистской братии, которую он презирал и даже не давал себе труда скрывать это.
— Тимофей Ильич, — сказал Венедиктов таким тоном, как будто он знал в сто раз больше, чем все остальные, вместе взятые, — это совершенно уникальный случай, когда коммерческая структура такого уровня, как холдинг “Янтарь”, обращается в правоохранительные органы, а не разбирается с предателем по-своему, по-отечески. В чем тут дело?
— Времена меняются, Алексей, — ответил Тимофей Ильич, смеясь глазами, — и мы меняемся вместе с ними…
— Газета “Время, вперед!” опубликовала материал, где в хищениях обвинялся совершенно другой ваш заместитель, Егор Шубин. Это оказалось просто газетной “уткой”?
— Это было частью большой игры, которую затеял господин Барышев. — Тимофей больше не спотыкался на его фамилии. — А ваши коллеги информацию как следует не проверили. Это с вами часто бывает, правда?
Зал снова несколько дрогнул.
— Тимофей Ильич, Андрей Самокатов, программа “Вести”, Российское телевидение. Какие именно документы были отправлены в Генеральную прокуратуру и как вам удалось доказать причастность Барышева к вывозу сырья?
— Я ничего никому не доказывал, — заявил Тимофей Ильич как-то так, что моментально стало понятно, что вопрос глупый. — Документы готовили наша служба безопасности и юридическая служба, которые по роду работы оказались задействованы больше всего. Я уверен, что Генеральный прокурор обнародует эти документы, когда сочтет необходимым. На данном этапе меня это совершенно не касается. Обе эти службы действовали профессионально и толково. Я рад, что со мной работают профессионалы.
— Вы восстановили на работе господина Шубина. Означает ли это, что вы снова полностью ему доверяете?
— Означает, — сказал Тимофей. — Господину Шубину пришлось пережить несколько неприятных моментов, но сейчас каши с ним разногласия полностью улажены. Впрочем, вы можете сами спросить у него. Егор Степанович!
Шубин молча кивнул и стоически терпел, пока на него наводили камеры и вспышки полыхали в лицо. Вид у него был самоуверенный и холодный, и ничуть не было похоже, что ему “пришлось пережить несколько неприятных моментов”.
— Батяня-то наш вон как говорить научился, — сказал Игорь Абдрашидзе на ухо Катерине Солнцевой, Тимофеевой жене.
— Оратор, — согласилась Катерина весело. Им стоило немалых усилий уговорить Тимофея на эту пресс-конференцию, и она была очень собой довольна. Пока все шло хорошо, и если так пойдет и дальше, пожалуй, они даже смогут втолковать Тимофею, что корпоративной культурой пренебрегать не стоит.
Катерина была страшно горда, что у нее такой муж.
— Марк Штерн, радио “Свобода”. Господин Шубин, как вам удалось доказать свою непричастность к скандалу, ведь документы, опубликованные в прессе, недвусмысленно указывали на то, что за всем этим стоите именно вы?
Шубин помедлил с ответом, глядя в переполненный зал.
— Как вы прекрасно понимаете, я был очень заинтересован в том, чтобы представить такие доказательства, — начал он. — Это оказалось не просто. Правда, у меня все время имелось одно важное преимущество. Я точно знал, что не делал ничего из того, что опубликовала газета “Время, вперед!”. — Он слегка улыбнулся, по всему залу опять полыхнули вспышки. — Я не могу посвящать общественность в тонкости своего частного расследования, скажу только, что я нашел свидетеля, вернее, свидетельницу, чьи показания убедили… моих коллег в том, что господин Барышев просто пытался использовать юридическую службу и меня в личных целях. Кстати сказать, к тому времени, когда я ее нашел, наша служба безопасности уже установила, что цепочку организовал именно Барышев, Все документы, как только что заявил Тимофей Ильич, переданы в Генеральную прокуратуру.
— Владимир Дмитриев, “Аргументы и факты”. Господин Шубин, имеет ли отношение к этому делу внезапная смерть одного из ведущих обозревателей газеты “Время, вперед!”, Григория Распутина, а также увольнение заместителя главного редактора этой газеты Игоря Леонтьева?
— О смерти этого журналиста я слышу впервые, — ответил Шубин холодно, — впрочем, случается, что и журналисты от чего-то умирают. Верно? Что касается увольнения господина Леонтьева, то, насколько мне известно, это было сделано по решению редакционной коллегии, поскольку именно господин Леонтьев так поспешил с опубликованием совершенно не проверенного материала.
— Вы будете преследовать эту газету в судебном порядке?
На этот вопрос почему-то ответил сам Тимофей Кольцов:
— Газета принесла нам официальные извинения, которые мы приняли. Начинать процесс мы не станем. В конце концов, мы сами не сразу разобрались в ситуации. Кроме того, у нашей юридической службы в данный момент накопилась масса дел, и добавлять к ним лишний судебный процесс нам кажется нецелесообразным.
— Господа, последний вопрос, — неожиданно включился промолчавший всю пресс-конференцию ведущий Михаил Терентьев.
— Все, — тихонько сказала Катерина Солнцева, — пошли.
Абдрашидзе кивнул, поднимаясь. Им нужно было незаметно и тихо выскользнуть из зала за несколько секунд до окончания. Батяня никогда не ждал свою команду, даже если их в самом деле задерживали непреодолимые обстоятельства.
Катерина протиснулась к маленькой боковой двери, Венедиктов делал ей знаки. Не понимая, что ему от нее нужно, она кивнула и улыбнулась. Пресс-конференция закончилась. Охрана Кольцова теснила журналистов, которые рвались к столу в надежде получить хоть самое коротенькое, но эксклюзивное интервью.
— Прямой эфир на сколько рассчитан? — спросил рядом Абдрашидзе. Через десять минут начинался прямой эфир на “Эхе Москвы”, то самое эксклюзивное интервью, которое Тимофей даст Бенедиктову, единственному из всех.
— Ты же знаешь, — сказала Катерина рассеянно. К ним приближался Тимофей, окруженный охраной, а журналисты уже атаковали Шубина. — Пятнадцать минут.
Ознакомительная версия.