Ознакомительная версия.
– Майя Михайловна, что за шутки? Что происходит?! Остановитесь!
– Не могу, – с таким же вздохом продолжила Майя. – В бок мне упирается ствол… чего? Пистолета или револьвера?
– Револьвера. «Вальтера», – подсказала Лида, невольно восхищаясь ее самообладанием. А впрочем, чего-чего, а самообладания у нее всегда было хоть отбавляй, у этой красной волчицы! Заставить Сергея убить Майданского. Присутствовать при этом убийстве. Потом на суде… плохо верится в тот знаменитый обморок! Потом написать страшное письмо человеку, который ради тебя пожертвовал, можно сказать, жизнью… Да, чем-чем, а самообладанием своим Майя может гордиться!
Странно. Почему-то при мысли о Сергее рука Лиды дрогнула. А казалось бы, наоборот, должна стать крепче!
– «Вальтера»? – изумленно повторил Андрей. – Значит, тот парень отдал ей свой «вальтер»? Майя Михайловна, не волнуйтесь. Она не выстрелит. Давайте-ка поиграйте рулем. Она побоится аварии, она не станет стрелять!
– Стану, стану, – кивнула Лида. – И выстрелить сумею, и руль перехватить, и на тормоз нажать. Я хоть и плохо вожу машину, но выровнять и остановить ее смогу. Меня ведь когда-то брат учил… помнишь моего брата, верно, Майя?
«Жигули» вильнули вправо-влево, но тотчас выровнялись.
– Ты ему письма писала в тюрьму, – неумолимо продолжала Лида. – И ты поешь его песню. «Ты умоляла вожака добить, и я добил, чтобы с тобой слюбиться…»
«Жигули» снова косо понеслись к обочине, и был момент, когда Лиде казалось, что побелевшие руки Майи не справятся с управлением. Но нет, справились.
– Может быть, тебе тоже пристегнуться ремнем? – спросила Лида и поморщилась, услышав, как дрожит ее собственный голос.
– Что такое, Майя Михайловна?! – истошно завопил «викинг».
– Андрей, потом поговорим, ладно? – тихо, хрипло ответила Майя. – Ты меня отвлекаешь. Все, отбой.
– Погоди! Скажи ему, чтобы встал у обочины и стоял! – прикрикнула Лида.
– Андрей, постой у обочины, ладно? Надо будет, я тебе позвоню, – сказала Майя. – Конец связи!
«Пежо» прокатил еще с десяток метров, потом медленно, видно, что неохотно, однако все же повернул к обочине. Да, ничего не скажешь, отлично вышколила Майя своего вышибалу, по совместительству охранника, по совместительству киллера! Вообще она умела вить веревки из мужчин, это точно.
– Прибавь скорость! – приказала Лида, глядя в зеркало на тающее вдали красное пятно.
Когда оно исчезло, стало немного легче.
– Значит, Сергей тебе все рассказал… – помолчав, пробормотала Майя. – Вот уж не думала, что он про наше сможет кому-то рассказать…
– Ты его хорошо знала, да? – усмехнулась Лида.
– Уж получше, чем ты.
– Верно. Получше. И ты правильно сомневаешься. На самом деле он мне ничего про ваше не говорил. Я сама узнала. Мне на это потребовалось довольно много времени. А впрочем, не так уж и много… Он умер в феврале, а в конце мая я уже все знала.
– Я хотела прийти на похороны, но… – заикнулась было Майя, и тут Лида не сдержалась: так ткнула ей в бок стволом, что Майданская громко охнула.
– Но! Но – что? – выкрикнула Лида со злостью. – Ты все время боялась, как бы кто-то не заподозрил, что между вами с Сергеем что-то было раньше? И он убил Майданского, потому что безумно любил тебя? Ты напрасно думаешь, что все люди такие дураки. Про ваш роман многие знали, а догадывалось еще больше.
– Не говори этого пошлого слова! – вдруг закричала и Майя. – Между нами был не роман, а… а…
– А что? – насмешливо спросила Лида. – Великая любовь? Но какая же это любовь, когда женщина посылает на смерть того, кого она любила и кто ради нее совершил преступление, а потом с легкостью необыкновенной, даже не оглянувшись на прошлое, выходит за другого? Это не любовь. Это убийство!
– С легкостью необыкновенной? – повторила Майя, косясь то на Лиду, то на дорогу. – Да я лютому врагу не пожелаю такой легкости, даже тебе! Да я два года места себе не находила от горя, от того, что Сергей пропадает в лагере, а я без него пропадаю. А потом окольным путем получила от него письмо. Первое и единственное. Он писал, что время тянется невыносимо медленно, что он боится: я устану ждать. И что он попытается как-нибудь себя в тюрьме изувечить. Чтобы руки лишиться или ноги. Чтобы его комиссовали и выпустили из тюрьмы раньше срока. И спрашивал, нужен ли мне будет одноногий волчище…
Я не ответила ему. Я вдруг впервые задумалась, что будет, когда он выйдет. Здоровый, покалеченный – какая разница?! Мы, когда задумывали все это, мы знали про будущее одно: Сергей возвращается, мы женимся и живем безбедно и счастливо. А теперь я вдруг наткнулась, как на ухаб, на такой вопрос: а как мы сможем соединиться? Как я выйду за Сергея? Тогда только дурак не догадается: в деле Майданского что-то было нечисто! Только идиот не просечет, что между нами имел место преступный сговор – так, кажется, эта штука в УК называется? И себя я подставлю, и Сергея снова начнут мотать. Не понимаю, как мы не подумали об этом раньше, как не предусмотрели этого… И вдруг ко мне пришло осознание всех последствий – и самого страшного из них: если наша мечта рухнет, если мы сойдемся для того, чтобы снова расстаться – и заплатить уже на полную катушку за смерть Майданского, – да мы же возненавидим друг друга! Я это знала, чувствовала! Как только я это поняла, любовь моя к Сереже умерла и душа моя освободилась. Поэтому я уже не любила Сергея, когда встретила Олега в консерватории.
– Где? – недоверчиво уставилась на нее Лида.
– В нашей Нижегородской консерватории, на концерте «Рождественские дни». У меня есть приятель, у которого старинная подружка там преподает и в хоре поет. И она его пригласила на заключительный концерт «Рождественских дней». Мы случайно на улице встретились, я в такой депрессухе была, ну а друг-меломан уверен, что хорошая музыка подобна костоправу – все на место ставит, все душевные вывихи. И взял меня с собой. Концерт великолепный был, это правда. Все безукоризненно. И вот вышел хор юношей, стали петь «Богородице, Дево, радуйся» в современной аранжировке. Зал просто рухнул от восторга! Такие вещи иногда делают католики со своими гимнами, чаще – протестанты, но чтобы наш, православный, гимн так звучал… Стены дрожали! И вот пригласили выйти композитора-аранжировщика. Вышел мальчик такой, волосы в хвост завязаны, нос такой смешной… Вышел, поклонился, посмотрел в зал исподлобья… почему-то именно на меня посмотрел. Ну и все. В меня будто молния ударила. Потом другие номера были, но я вроде бы и не слышала их, мысли крутились как бешеные, все думала, как мне его найти. Хоть беги за сцену, хватай его за руку… Выходим с другом моим из зала, он мне что-то говорит, спрашивает, как концерт, понравилось ли мне, а я ничего не соображаю. И вдруг вижу – у дверей стоит Олег. Как будто ждет меня! Ну, он потом сказал, что и правда ждал… Вот так началось. Ты пойми: я счастлива с ним, но… Но иногда мне снилось, что Сережа вышел, что мы вместе. И все сбывается так, как мы когда-то мечтали.
Ознакомительная версия.
