Ознакомительная версия.
Почему? Она не знала. Она ведь не была ни развратницей, ни распутницей. Умом она прекрасно понимала, что с Жераром может быть счастлива. Но, видимо, было в этом мальчишке с янтарными глазами нечто, от чего вся разумная, трезвая, светлая часть ее существа, ее душа и сердце вдруг полностью, рабски подчинялись темному зову плоти. Причем Лера понимала: даже необъяснимая тяга друг к другу не сможет соединить их надолго. Все произойдет так же, как там, в саду, где они ползали среди зарослей крапивы и лаванды, собирая рассыпанную мирабель. Слившись на миг, они тотчас расползутся в разные стороны своих жизней. Так зачем вообще сливаться? Зачем рвать душу?
С другой стороны, Лера понимала, что с помощью наследства Габриэля Филиппофф она смогла бы привязать к себе Данилу достаточно крепко надолго. Но вот вопрос: нужно ли ей это?
Странные все-таки существа женщины, порою иронизировала над собой Лера. Она не хотела терпеть рядом с собой мужчину, которого привязывают к ней только деньги. И при этом предоставляла Жерару именно такую возможность по отношению к себе!
Хотя нет. Именно теперь, когда она была богата и независима (хотя бы чисто теоретически пока что), она смогла по-настоящему оценить Жерара... Именно поэтому и задрожало ее сердце в ответ на вот эту сдержанную дрожь его голоса, когда он переводил на русский язык страстную мольбу Квазимодо. И ведь позволил он это себе не дома, где они были наедине, а здесь, около Нотр-Дам, среди множества людей, как бы давая возможность Лере в очередной раз отмолчаться и скрыть свои истинные чувства!
Она была тронута до слез. Отвернулась, делая вид, что солнце, выглянувшее из-за собора, ударило по глазам.
Как всегда, около Нотр-Дам яблоку негде было упасть. Паломники со всего света, приезжавшие в Париж, спешили поклониться этому чуду романтической красоты. Забавно, что до появления романа Гюго этот самый собор Парижской Богоматери вовсе не пользовался такой уж огромной популярностью. А теперь великолепный мюзикл возвел его к новому пику!
Относительное безлюдье царило только на Пти-Пон, Маленьком Мосту около Нотр-Дам. Здесь люди не валили валом по середине моста, а оставляли место для роллеров, которые исполняли сложнейшие трюки между расставленными кеглями. Где-то невдалеке играл оркестр, как это часто бывает в Париже, музыка доносилась сюда, и ногастые парни то стремительным вихрем проносились по мосту, то пытались попасть в такт налетевшей мелодии. Это был настоящий слалом, и, как ни была озабочена Лера, она не могла не заглядеться на поразительно ловкие движения высоких сильных фигур.
Вот несколько человек сцепились вереницей и покатили так четко и слаженно, что в толпе невольно закричали, зааплодировали, выражая восторг. Однако тотчас аплодисменты сменились разочарованным свистом: последний роллер в этой цепочке сбился с темпа и свалил три последних кегли. Угрюмо насупившись, так, что даже его залихватские черные усы обвисли, он оторвался от цепочки и откатился в сторону, к перилам, делая вид, что его не интересует ничего, кроме переката темно-зеленых тяжелых волн.
Лера стиснула руку Жерара:
– Это он!
– Кто? Где?
– Вон тот роллер! Усатый! Который отъехал к перилам! Это он! Один из тех, которые увезли Мирослава и Данилу!
Между тем роллер собрался с силами и снова выехал на мост, как бы давая возможность Жерару получше себя рассмотреть.
Лера отпрянула:
– Он не должен меня увидеть! Нам надо выследить его!
Бенуа свистом дал знать, чтобы ему очистили дорогу, повернулся – и покатил между кеглями спиной вперед.
Однако нынче был явно не его день. Темно-синий рюкзак, висевший за его плечами, затруднял движение, он снова сбился. Сшиб одну кеглю, другую – и, вознагражденный только свистом, вдруг покатил прочь от моста.
– Уходит! – простонала Лера, суматошно оглядываясь, уже готовая закричать: «Держи его!»
Видимо, Жерар почувствовал это.
– Тихо! – шепнул он. – Молчите, вы все погубите! Идите домой, ждите звонка!
– А вы?...
– Я за ним.
– Вы не догоните! Он на роликах! Он уйдет!
Бенуа пока что удалялся от них довольно медленно, потому что его задержала толпа туристов, стремившаяся на очередную экскурсию по собору. Но весь вид его выражал нетерпение, и ясно было, что он только и ждет, чтобы оттолкнуться – и ринуться вперед со страшной скоростью.
И тогда его не догонит никакой бегун! Даже если бы под рукой оказалась машина, ей не пробиться сквозь толпу, в которой легко затеряется стремительный роллер!
Жерар огляделся и подскочил к какому-то наголо обритому парню, который уселся невдалеке прямо на мостовую, стянул кроссовки и блаженно пошевеливал пальцами ног. Рядом стояли его ролики. Видимо, на Пти-Пон прибыл новый мастер фигур высшего пилотажа, который готовился показать свое боевое искусство.
Парень уже протянул к роликам руку, когда Жерар выхватил из кармана джинсов две бледно-желтые и одну зеленоватую бумажки – судя по цвету, это были купюры в двести и сто евро, – швырнул их на колени парню. Потом, сверкнув на Леру дерзкими зелеными глазами, он легким движением ног сбросил свои мокасины ручной работы и вскочил – другого слова не подберешь! – в ботинки на роликах и застегнул их в момент. Его качнуло, и на миг Лере показалось, что Жерар сейчас рухнет навзничь, однако в то же мгновение все его худощавое тело подобралось, сгруппировалось, исчезла обычная, вальяжная плавность движений – и он, чуть пригнувшись, унесся вслед за Бенуа, черноволосую голову которого можно было различить в толпе с большим трудом.
Парень, сидевший на мостовой, поднял красивые бумажки и несколько мгновений тупо смотрел на них. Потом осмотрел то место, где только что стояли его ролики, и даже ладонью похлопал на мостовой, пока не убедился, что их и в самом деле больше нет. После этого он поглядел на мокасины Жерара, валявшиеся рядом. Пожал плечами, сунул деньги в карман, а кроссовки в рюкзак, натянул светло-коричневые, отличной, мягкой кожи мокасины на ноги... Задумчиво пошевелил ногами, потом встал и потопал, примеряясь к новой обуви и как бы прислушиваясь к собственным ощущениям...
Судя по всему, ощущения были приятные, потому что по лицу парня растеклась блаженная улыбка. Он посмотрел вслед Жерару и снова пожал плечами.
Тут он заметил Леру, окаменело стоявшую неподалеку и смотревшую на него широко раскрытыми глазами.
– Жё нэ компран па! – пожаловался парень, подобрал рюкзак с кроссовками и неторопливо пошел прочь.
Тут Лера очнулась от оцепенения и стала вглядываться в ту сторону, куда умчался Жерар. Однако в толпе уже ничего нельзя было рассматривать.
Он уже успел порядком подзабыть забавы юности и не сразу освоился с тем, что мир вокруг внезапно задвигался с невообразимой скоростью. Ролики, чудилось, не подчинялись его воле, а жили самостоятельной, стремительной жизнью, словно некие сапоги-скороходы, которые порой увлекали своего владельца совсем не туда, куда он стремился. Ноги сначала и впрямь словно бы норовили отделиться от тела, однако Жерару все же удалось в конце концов сладить с ними. Тело обрело прежние рефлексы на диво быстро, и больше ничто не отвлекало его от черноволосой головы, мелькавшей далеко впереди. Больше всего Жерар боялся оторвать от нее взгляд и уже не найти вновь. Он даже и представить себе раньше не мог, что люди двигаются настолько суматошно, беспорядочно! Они выныривали бог весть откуда, они непрестанно пересекали дорогу и мешали, мешали мчаться вперед! Он безумно жалел сейчас, что у него нет какой-нибудь штуки, вроде автомобильной бибикалки, которой бы он разгонял с пути прохожих. Только чувство юмора удерживало его от того, чтобы не заорать во всю мочь: «Пропустите! Пропустите!» Эдакий франтоватый мсье в развевающемся пиджаке несется, вытаращив глаза, и орет во весь голос!
Ознакомительная версия.
