Любовь изменила все. Джордан не знал, почему ему понадобилось сорок лет, чтобы понять это. Он также открыл, что проблемы никуда не уходят только потому, что вы являетесь экспертом по уходу от них. Но они действительно причиняют боль. Это был момент, когда он перестал целиком и полностью посвящать себя работе и перестал бояться огнедышащих драконов — одиночества и горя.
Он научился плакать в тот день.
Поднос со свежими фруктами выделялся на обеденном столе, и Джордан взял оттуда гроздь винограда для Птички. С момента отъезда Пенни, он уделял больше внимания ее диете и себе самому. Сейчас он пил меньше пива, ел больше рыбы, и проводил больше времени в гамаке на веранде перед домом. Иногда он даже спал в нем.
Птичка была на пол пути к своему винограду, когда стук в дверь заставил ее поднять голову.
— Заходите, — крикнул Джордан. Он накинул свитер на плечи и потянулся за чемоданом, когда дверь резко открылась. Джордан замер.
Он не мог четко разглядеть женщину на пороге. Солнце было очень ярким, но единственное, в чем был уверен Джордан — это не была няня для Птички.
— Джордан…
Даже если бы он находился на полу хижины в джунглях со связанными руками и завязанными глазами, он бы узнал этот голос.
— Почему тебя не было так долго?
Это было все, что он смог произнести, и все что она могла сделать, это беспомощно приподнять плечи и откинуть назад волосы, которых не было. Когда его глаза привыкли к яркому свету, Джордан увидел, что она одета в черное, видимо, это по-прежнему ее любимый цвет, Но еще на ее щеках появился румянец, а во взгляде — уверенность, которых однозначно не было прежде.
Казалось, ни один из них не мог двинуться, и они так и говорили через всю комнату.
— Я так боялась, что тебя не будет здесь, — начала Анджела.
— Куда я мог уйти? Что еще мне оставалось делать?
— Ты получил мое письмо?
Джордан кивнул.
— Три письма. Они все еще у меня. Он помнил их наизусть.
В первом письме она писала о своих успехах в деле, связанном с ущербом, нанесенным ее приемным отцом. Анджела прошла обследование в клинике, которая занимается «вьетнамским синдромом». Доктор Фремонт, которая помогала ей в этом, организовала просмотр сведений, связанных со смертью отца Анджелы. Они обнаружили, что отец умышленно покончил с собой, когда вызвал ее в лабораторию. Он хотел, чтобы Анджела убила его и взяла ответственность на себя за все чудовищные вещи, которые он совершил. Отец управлял и манипулировал ею способами, которые были недоступны ее пониманию, будучи еще ребенком она не могла ни понять, ни противостоять им. То, что Анджела обнаружила в документах, помогло ей согласиться с тем, что в первую очередь она ответственна за себя и за свое исцеление. Второе письмо рассказывало о ее глубоком неприятии собственной внешности, трудноизлечимом нарушении, называемом дисморфия. Но при неизменной поддержке врачей и ежедневных групповых занятиях, она начала видеть женщину, которая заслуживает сострадание, вместо ненависти к себе.
Сейчас я могу смотреть в зеркало без желания быть кем-то еще, — писала она Джордану. — Иногда я даже мигаю.
Последнее письмо Джордан получил пару недель назад, и в нем она выражала сильное желание вернуться в реальный мир и снова увидеть его, если он будет готов к этому. Но она не определилась с датой, и стиль письма казался обезличенным.
Именно тогда у него появилось первое подозрение, что ее чувства могли измениться наряду с другими изменениями. Ему было трудно ответить на это письмо. На само деле письмо, уже на половину законченное, лежало сейчас в его кармане.
Взгляд Анджелы упал на чемодан, и Джордан поторопился объяснить:
— Музыкальный фестиваль, — сказал он — Надо было что-то делать.
— Ты вообще скучал по мне? Это звучит глупо, но я не могу не спросить об этом.
— Скучал ли я по тебе? — Боль, которая охватила Джордана, почти сбила его с ног.
— Каждую минуту, Анджела. Их больше пятиста тысяч в году, ты знаешь это? И я должен был прожить каждую из них без тебя.
Он почувствовал раздражение. Он страдал без нее, и ему не понравилось страдать, независимо от того, чему он смог научиться благодаря этому.
Женщины, кажется, справляются с этим гораздо лучше мужчин. Могут терять и находить себя.
Он не игнорировал ее испытание. Она тоже страдала, всю свою жизнь, больше чем он когда-либо страдал или даже будет страдать. Но ее страдания не были вызваны исключительно им, и это выводило его из себя. Он хотел быть абсолютный центром ее вселенной, ее солнцем.
Господи, что за огромное эго?
Мужчины — глупые, эгоистичные ублюдки. А влюбленные мужчины еще хуже. Им необходимо, чтобы каждая мысль женщины, каждое ее чувство было связано с ними. Или, по крайней мере, этой женщины. Но сейчас, проведя целый год без нее, он хотел компенсировать каждую минуту, и это означало, что каждая минута с момента ее возвращения должна быть заполнена.
Однако, он не успел высказать ей все эти мысли, потому что совершенно неожиданно его внимание отвлекла маленькая желтая ракета, которая пронеслась над головой Анджелы и вылетела в открытую дверь.
Она пригнулась и посмотрела наверх:
— Что это было? Птица?
— Это Птичка, — ответил Джордан.
— Птичка? — она смотрела на него широко распахнутыми от удивления глазами, — Птичка может летать?
— Я позволил ее крыльям срастись обратно.
— О, Джордан! О, Господи! — Анджела обхватила себя руками, она почти выкрикнула эти слова.
Джордан решил, что она снова собирается упасть в обморок, как это было, когда Анджела впервые увидела подрезанные крылья.
Секунду спустя он уже стоял рядом с ней. Он не мог позволить ей пройти через это снова. Из всех людей, он был уверен, она поймет.
— Каждый раз, когда ее крылья били по воздуху, я думал о тебе, — попытался он объяснить.
Анджела опустила голову, прошептала:
— Я не расстроилась из-за того, что ты сделал это. Пожалуйста, не думай больше об этом. Я никогда не смогу объяснить тебе, что это значит для меня. Но Джордан, сейчас она улетела.
Никто не знал пламенной боли утраты, подобно той, которую ощутил Джордан. Он схватил Анджелу в свои объятия и держал ее.
— Я начинаю понимать, что это риск, который мы берем на себя каждый день, сказал он, поглаживая ее волосы. — Нет никаких гарантий, что ты не потеряешь, то, что любишь. Поэтому ты должен все просчитать.
— Но не Птичку…
Она обвила его плечи руками и крепко сжала, прижимаясь к нему, вдыхая его аромат, чувствуя страшную радость от этого.
В любви без гарантий. Но, Господи, это лучше, чем наоборот.
