Любовные письма от неизвестного мужчины, некоего Джордана Томсона. Мой отец? От этой мысли сердце забилось быстрее. Даты указывали, что они были вместе до моего рождения. Однако у меня не имелось никаких подтверждений его отцовства.
— Может, это твой отец, — предположил Эшер, читая одно из писем. — Язык у него здорово подвешен, надо признать.
Я убрала письма на место. Об отце я ничего не знала, и, судя по тому, что я прочла, он ничего не знал обо мне. Возможно, он не хотел ребенка. Возможно, я была нежеланной.
— Во второй коробке рисунки, — сказал Эшер. — Это твои?
— В рисовании я полный ноль, — призналась я, доставая один из них.
— Однако оценки у тебя были хорошие, — заметил Эшер, показывая новый листок. — Я, можно сказать, впечатлен, ты не всегда была такой глупой.
— Там что, школьная ведомость? — спросила я.
— Нет, это оценки за домашние задания… А, нет, все-таки ты всегда была дурочкой, мой ангел. Как ты могла спутать человека с лисом?
Сердце екнуло. Я тут же забрала листок. Упражнение по языку: подписать картинки. Там были цветок, птица, машина и фигура человека. Вместо того чтобы написать «человек», я написала «Лис».
Трясущимися руками я быстро смяла бумагу. Эшер вопросительно на меня посмотрел, но я не хотела рассказывать о нем. Только не сейчас, не сегодня вечером.
— Почему ты…
— Я хочу посмотреть свою комнату, — заявила я, вставая. — А потом уедем.
— Ладно.
Он нахмурился и тоже поднялся, не спуская с меня глаз. Я торопливо поставила коробки на место.
— Элла, ты уверена, что…
— Со мной все в порядке, просто подустала, — соврала я, не глядя на него.
— Хочешь, вернемся? А завтра продолжим, — предложил Эшер, удерживая меня за руку. — Этот дом ждет тебя уже десяток лет, может подождать еще денек.
С бьющимся сердцем я оглядела мамину спальню. Мне хотелось увидеть свою комнату, но что-то во мне кричало, что не нужно этого делать. Слишком много воспоминаний засело в глубине, и я чувствовала, что уже перегрузилась.
— Ты… ты прав.
Он обнял меня, и я уткнулась ему в шею. Горло сжималось. Этот дом был свидетелем моих травм, моей боли, моего счастья и всех детских переживаний. Этот дом был еще жив, я тоже. Но его хозяйка — нет.
Слезы медленно катились по щекам, и шея Эшера намокла. Когда я всхлипнула, он обнял меня крепче. Я позволила эмоциям взять верх и перестала сдерживаться, словно тело и сердце наконец-то слились воедино.
— Завтра мы поедем к твоей матери… Но сначала заглянем в цветочный магазин, — проговорил Эшер, несколько раз нежно целуя меня в макушку. — Потом я оставлю тебя с ней, и будь там столько, сколько нужно… хоть целый день, мой ангел… Я тебя подожду.
Следующий день.
Руквудское кладбище
— Он сказал, что она похоронена здесь, — напомнила я Эшеру, вглядываясь в имена на могилах.
Мы уже минут двадцать искали могилу матери, и Эшер начал терять терпение.
— В следующий раз пусть повесят указатели, потому что я…
— Эшер…
Мой взгляд остановился на одной из могил. Горло сжалось. Сколько я ни читала и ни перечитывала выгравированное имя, мозгу не удавалось это переварить.
Дженна Коллинз.
Моя мать лежала здесь. В нескольких метрах от меня.
Дрожа, я медленно приблизилась к могиле, которую мне не доводилось видеть. Через столько лет после аварии я нашла свою маму. Слезы лились бесконечно. Маленькая девочка, ставшая свидетельницей аварии, проснулась и наконец-то позволила себе оплакать ее смерть. Я ждала этого столько лет.
Со слезами на глазах я перечитывала имя матери, вспоминая ее улыбку, ее смех. В голове снова звучал ее ласковый голос.
— Привет… мама.
Сказав это, я разрыдалась. И постаралась успокоиться. Мне хотелось поговорить с ней, и времени плакать не было.
— Я… Я принесла тебе цветы… Ты… конечно, завидовала другим могилам… Но лучше поздно, чем никогда, верно? Ты всегда так говорила…
Я чуть усмехнулась и вытерла щеки. Набрав побольше воздуха в легкие, снова заговорила, чувствуя, как дрожат губы:
— Прости… Я раньше не могла принести тебе цветов. Кейт увезла меня в Штаты через несколько недель после аварии… вроде бы.
И снова я зарыдала. Рассказывать маме вслух свою историю было так больно — наверное, больнее всего в жизни.
— В общем… зря она это сделала, — продолжила я, кладя цветы рядом с могилой. — Если честно… она меня использовала, мама.
Слезы снова застлали мне глаза.
— Она продала меня, чтобы выпутаться, и я… Меня держал у себя извращенец, мама… Он ужасно со мной обращался… Он меня сломал… Они все меня сломали.
Грудь сдавило, когда в голове закрутились воспоминания о том, как меня раз за разом втаптывали в грязь. С отвращением я выплевывала слова, рассказывая все, что пережила из-за Джона и тети, тех, кто был виновен в моей гибели.
Я рассказывала, как смотрела по вечерам на звезды и думала, что одна из этих звезд — мама, которая присматривает за мной с небес. Рассказывала, что воспоминания о ней успокаивали меня после того, как мужчины пользовались мною.
— Это было ужасно… я ненавидела собственное тело.
В то время даже мебель была более живой, чем я. Единственное, чего я хотела, — это уйти к маме, оставив свое тело Джону, который и так уже им владел.
— Кейт бросила меня… Она начала новую жизнь, а я… А я должна была жить той жизнью, которую она мне навязала… Много лет я была заперта в четырех стенах. Я не закончила учебу, как ты хотела. Я не получила диплом. Я даже не пошла в старшие классы…
Мое сердце кровоточило, а слезы жгли глаза. Тело изнемогало под грузом печали.
— Я осталась в этом мире преступников… У тебя бы точно случился инфаркт, если бы ты была жива, — сказала я, засмеявшись сквозь слезы. — Но… в этом мире я встретила хороших людей… И одного хорошего человека.
Я обернулась посмотреть, не стоит ли Эшер за спиной, но он был далеко и не отрывался от телефона. Улыбнувшись, я решила сесть на землю рядом с матерью.
— Он сейчас со мной… Это он привез меня сюда. Он бы тебе очень не понравился. Он надменный, вспыльчивый, к тому же садист… но только не со мной. Сейчас уже нет. Раньше да, это был кошмар. Меня насильно сделали его невольницей. Я работала с ним, а он меня не хотел, но… всегда было что-то еще. И за это он ненавидел меня еще больше… насколько я поняла. Когда я осознала, что он по натуре не плохой, я влюбилась в него настоящего. В Эшера.
Я нервно теребила пальцы, шепча эти слова, словно боялась, что их кто-то подслушает, боялась произнести их так открыто.
— И да, я ему это сказала… но он меня оттолкнул… в буквальном смысле. Год я прожила вдали от него, и это был ужасный год. Мои демоны вернулись и преследовали меня… и Лис тоже, мама. Раньше он редко появлялся во сне, но стал часто приходить, пока я жила одна на Манхэттене.
Я выкладывала без остатка все, что во мне накопилось, как будто она меня слышала. Рассказывала о Поле, Киаре, Элли, Бене, Рике и обо всех людях, так или иначе оставивших след в моей жизни. Разговор с ней был для меня невыразимым благом. Я пролила столько слез, что разболелась голова, но это было счастьем, пусть и горьким. Моя душа чувствовала мамину душу совсем рядом, та чутко вслушивалась в жизнь, где ей больше не было отведено никакой роли.
— Но после всего этого… вот, я здесь. Здесь, перед тобой, и все еще живая. Пусть мое душевное здоровье в плачевном состоянии, но… я по-прежнему жива. Я поклялась себе, что снова встану на ноги и возьму жизнь в свои руки… а теперь клянусь в этом тебе, мама. Твоя дочь боец… А значит, у нее получится… По крайней мере, она попытается.
Последняя слеза скатилась по моей щеке, и я закрыла глаза, сделав глубокий вдох. Я устала, меня трясло от холода, но я ощущала себя легкой, словно освобожденной. Я чувствовала, что с меня свалился груз — груз вины за то, что не повидала ее раньше. Теперь я была здесь, и она знала все.
