Сжал руки в кулаки и заскрежетал зубами. А она стоит так спокойно, будто попросила лампочку вкрутить.
– А вот это уже без меня, – процедил сквозь зубы. – Мужа попроси.
И вышел из квартиры, хлопнув дверью. Как же она меня бесит!
Слышу шаги за спиной. Кто-то спускается по лестнице. Узнаю её духи. Не оборачиваюсь, продолжаю дымить и смотреть в окно. Всё же краем глаза замечаю, как садится на то же место в углу окна.
– Ты серьезно говорил про «связать и выпороть»? – как-то несмело спрашивает девушка.
Пожимаю плечами, всё так же глядя в окно. Ну да, я обижен и веду себя как ребёнок. Имею право.
– Послушай, мне кажется, я тебе нравлюсь… – удивленно смотрю на Лику, а она продолжает: – Мы могли бы иногда встречаться. Мне многое нужно попробовать. Для книги. Не знаю, поймёшь ли ты. Но это очень важно – писать правду. Ситуации могут быть выдуманными, но чувства и эмоции должны быть правдивыми, чтобы люди верили и могли сопереживать…
– И что ты предлагаешь?
– Будем встречаться иногда, по утрам. Я буду говорить, чего бы мне хотелось. А ты… будешь просто получать удовольствие.
– У меня есть девушка, мы собираемся пожениться, – не знаю, почему говорю это, но меня пугает её предложение. Пугает именно своей прагматичностью. Именно обмен. Равнодушно. Без чувств. Услуга за услуга.
– О! – прикрывает рот рукой. – Прости, я не знала.
Спрыгивает с окна и взбегает по лестнице.
– Я согласен.
Оборачивается и внимательно смотрит на меня. Медленно спускается по лестнице и останавливается в полушаге. Заглядывает в глаза.
– Уверен?
Она так близко. Её аромат сводит с ума. Перевожу взгляд на сочные губы и еле могу сдержаться.
– Абсолютно, – выдыхаю и обхватываю её голову руками. Я уверен. Согласен на любые условия. Она нужна мне.
Восемь
С этого дня официально началась наша связь. Она приходила каждое утро в десять и оставалась ровно до двух. Мы набрасывались друг на друга прямо в дверях и утоляли первый голод. Быстро. Жёстко. Громко. А потом она доставала свои игрушки. Наручники, кляпы, бабочки, флогеры, пробки… За две недели в моём доме побывал почти весь ассортимент секс-шопа. Сначала всё это она пробовала на мне, объясняя, что и как. Потом подставлялась сама. Я щекотал её пёрышком и бил плёткой, слизывал с живота ледяное мороженое или капал на груди горячим воском, чуть сжимал горло или водил ножом по внутренней стороне бедра… И трахал, трахал, трахал… прямо как кролик, в которого вставили батарейку Дюрасел.
Я был поражен тем, сколько всего она знает о разного рода извращениях. И её смелости в сексуальных экспериментах. Она была ненасытна, выпивала меня досуха и уходила к себе домой. Готовить ужины, гладить рубашки и собирать игрушки. А я оставался один и проваливался в чёрные сны, чтобы хоть попытаться восстановить силы перед работой.
Но самое страшное начиналось в выходные. Она проводила время со своей семьей, а я подыхал от тоски, невыносимого желания и бешеной ревности. Я встречал их иногда, когда они возвращались с очередной семейной прогулки. Держались за руки, целовались по пути, смеялись вместе с детьми. Михаил здоровался со мной за руку, мальчишки – тоже, и даже их пёс вилял хвостом. А она бросала равнодушно:
– Здравствуйте, Влад, – и проходила мимо.
А я оставался стоять на месте, жадно забирая в лёгкие воздух, наполненный её ароматом…
Два дня я не видел её вообще. Торчал на балконе как привязанный. Ждал, что выйдет. Но с собакой гулял муж. С детьми – тоже. Я начал беспокоиться, но не мог ей позвонить. Она не оставила номер. И сказала, что если я ещё хоть раз приду к ней в дом – всё закончится. Я не хотел этого. Я не был готов. Я ждал…
В десять она не пришла. Я метался по квартире, как зверь в клетке, но не позволял себе выйти и позвонить в её дверь.
В десять ноль семь раздался слабый стук. Я бы не услышал его из другой комнаты. Но я сидел тут же, в коридоре, и в нетерпении бился головой о стену.
Вскочил, открыл дверь – и испугался. Она была очень бледная и еле стояла на ногах. Глаза закатывалась, а губы шептали:
– Держи… упаду сейчаc.
Подхватил её на руки и отнёс на кровать. Уложил удобнее и сел рядом. Она закрыла глаза и медленно восстанавливала дыхание. А я не знал, что делать. Меня будто разрывало от паники и дикого желания взять её тут же. Умом понимал, что с ней что-то не так, надо помочь, принести воду… или нашатырь… или позвонить в скорую. Но глаза видели лишь тугие пики сосков, натянувшие ткань на вздымающейся груди и приглашающе разведённые ноги. В штанах было тесно, даже больно, но я сжимал кулаки и пытался думать о том, как ей помочь.
Она открыла глаза и слабо улыбнулась:
– Всё нормально. Просто слабость. И малокровие. Третий день не встаю с постели. Пока лежу – всё нормально, как встану – голова кружится и падаю. Перетрудилась…
– Зачем пришла тогда? Надо было отдыхать… – так же тихо отвечаю ей, пересиливая себя.
– Потому что хочу тебя, – берёт мою руку и кладёт на свою грудь, ведёт по телу вниз. – Умираю от желания. Ни о чем больше думать не могу…
Смотрю в широко распахнутые глаза и резко сбрасываю с себя воображаемые путы. Накрываю её сверху и яростно целую, срывая одежду. Пытаюсь себя тормозить и быть осторожнее, но ни хера не получается. Я как умирающий с голода скиталец, который дорвался до еды. Глотаю, не жуя, и никак не могу остановиться…
Прихожу в себя и понимаю, что придавил её. Не знаю, сколько уже лежу так на ней. Она не шевелится. Резко откатываюсь и вижу выражение полнейшей эйфории на её лице.
– Прости меня, не мог остановиться… Ты как? – мой голос хриплый и чужой и будто разрывает воздух.
– Я в раю… – улыбается она и открывает осоловевшие глаза. – Ты – мой бог…
Семь
– Слышал про сексуальный фетишизм? – спросила она, допивая гранатовый сок.
– Нет, но думаю, ты сейчас меня просветишь.
Я сбегал в магазин возле дома. Купил всё, что может поднять гемоглобин и восполнить силы. Не удивительно, что она в таком состоянии. Последние две недели были похожи на марафон. Полдня мы почти беспрерывно трахались, потом она шла домой, делать свои домашние дела и кормить трех мужиков и собаку, а ночами писала свои книги. Впечатлений было много, я старался… А она спешила записать и описать всё, что мы с ней творили за закрытыми дверями.
Я чувствовал себя актёром, который каждый день играл разные роли. Иногда я был рабом, ползал на коленях в одной набедренной повязке и целовал ей ноги. Чаще – господином,
