Детектив знал, кто она такая. Он назвал ее по имени.
— Миссис Лэрд?
Обернувшись, она поразилась его росту. Като был высоким, но Дункан Хэтчер оказался на несколько дюймов выше. Чтобы взглянуть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову. Вдруг она поняла, как вызывающе близко он стоит — правда, все же не настолько, чтобы привлечь внимание. В его глазах блестел хмель, но язык оставался трезвым.
— Меня зовут Дункан Хэтчер.
Хотя руки он не подал, но посмотрел на нее так, словно ждал от нее рукопожатия. Она не пошевелилась.
— Здравствуйте, мистер Хэтчер.
Его улыбка была обаятельной, и, казалось, он это знал. Кроме того, у него достало наглости сказать:
— Отличное платье.
— Спасибо.
— И бриллиантовая брошь у вас на пояснице мне тоже нравится.
Она холодно кивнула в ответ.
— Оно держится на вас только из-за этой брошки? Непристойное замечание. Равно как и намек в его глазах. Светло-серых, глядевших со скрытой угрозой.
— До свидания, мистер Хэтчер.
Она хотела повернуться и уйти, но детектив шагнул ближе, на секунду ей даже показалось, что он сейчас дотронется до нее. Он сказал:
— Когда мы увидимся снова?
— Прошу прощения?
— Когда мы увидимся снова?
— Сильно сомневаюсь, что такое возможно.
— Еще как возможно. Видите ли, стоит какому-нибудь судье обвинить меня в неуважении к суду и упечь в тюрьму, и я не успокаиваюсь, пока не оттрахаю его жену.
В его устах это прозвучало как обещание. От неожиданности она замерла и словно онемела. Несколько секунд они стояли, молча глядя друг на друга.
Затем одновременно случились две вещи, нарушившие их молчание. Женщина, как она теперь понимала, напарница Дункана Хэтчера, схватила его за руку и потащила к машине, только что поданной парковщиком. Краем глаза Элиза заметила появившегося Като. Пока он шел, она повернулась к нему и заставила себя улыбнуться; мышцы ее лица как будто застыли.
Муж подозрительно проводил глазами Хэтчера, которого напарница втолкнула в машину. Элиза боялась, что Като начнет допрашивать ее об их коротком разговоре, он этого не сделал. До тех пор, пока они не вернулись домой, — а к этому времени она уже придумала ложь.
Сейчас она задумалась: зачем было врать мужу?
Вылив остатки ненужного молока в раковину, она оставила стакан на виду в мойке. Потом вышла из кухни, вернулась к изогнутой лестнице на второй этаж. Замерла, прислушиваясь. В доме царила тишина. Со второго этажа не доносилось ни звука.
Она быстро пересекла холл и вошла в кабинет Като, в темноте добралась до стола и включила настольную лампу. От ее света по всей комнате обозначились густые тени, особенно на книжных полках, занимавших всю стену позади рабочего стола.
Она открыла фальшивую полку, скрывавшую сейф, и покрутила ручку, заранее зная, что та не поддастся. Сейф всегда был заперт; даже после трех лет брака Като не открыл ей код.
Вернув на место книги-фальшивки, она сделала несколько шагов назад и оглядела стеллаж целиком. Затем, как обычно, мысленно разбила его на секторы, изучая полку за полкой, скользя взглядом по корешкам книг.
В этой полке могло быть бесчисленное множество тайников.
На другой, расположенной чуть выше ее роста, она заметила книгу, слишком выдававшуюся вперед над краем полки. Она на цыпочках подошла и протянула руку, чтобы выяснить, в чем дело.
— Элиза?
Она испуганно вскрикнула и обернулась.
— Като! Господи, как ты меня напугал.
— Что ты делаешь?
С сильно бьющимся сердцем она достала бриллиантовую брошь из кармана халата, куда предусмотрительно положила ее, выходя из спальни.
«Оно держится на вас только из-за этой брошки ?» Удивительно, отчего память повторила замечание Дункана Хэтчера именно сейчас, когда муж удивленно смотрел на нее в ожидании объяснений.
— Я хотела оставить ее на твоем столе и приложить записку — чтобы ты прочитал утром, перед тем как уйдешь на работу, — сказала она. — Мне показалось, некоторые камни расшатались. Нужно показать брошь ювелиру.
Он вошел в комнату, посмотрел на брошь, лежавшую на протянутой ладони, а потом жене в глаза.
— Ты ничего об этом не говорила.
— Забыла, — многозначительно улыбнулась она. — Ты меня отвлек.
— Завтра возьму ее с собой в центр и покажу ювелиру.
— Спасибо. Она ведь принадлежит твоей семье много лет. Я бы не хотела, чтобы по моей вине из этой броши выпали камни.
Поверх ее плеча он взглянул на полки с книгами.
— Что ты хотела достать?
— А, один том слишком выпирает. Я случайно заметила. Я ведь знаю, какой ты привередливый по части беспорядка в этой комнате.
Он подошел к ней, протянул руку и поставил том юридических статей в один ряд с остальными.
— Да, этот. Должно быть, миссис Берри сдвинула его с места, когда стирала пыль.
— Наверное. — Он положил руки ей на плечи и нежно сжал их. — Элиза, — мягко позвал он.
— Да?
— Милая, если тебе что-нибудь нужно — только попроси.
— Что мне может быть нужно? У меня все есть. Ты очень Щедр.
Он пристально посмотрел жене в глаза, как будто пытаясь разглядеть что-то, скрытое за ее твердым взглядом. Потом еще раз сжал ей плечи и убрал руки.
— Ты выпила молоко?
Она кивнула.
— Хорошо. Пойдем в спальню. Может быть, на этот раз тебе удастся заснуть.
Он пропустил ее вперед. У двери Элиза обернулась. Ка-то по-прежнему стоял за письменным столом и смотрел на нее. В неярком свете настольной лампы резко выделялись тени на его лице, подчеркивая застывшее на нем сомнение.
Потом он выключил свет, и комната погрузилась в темноту.
Для того чтобы играть, Дункану не нужно было освещение.
На самом деле он предпочитал играть в темноте — как будто именно она рождала звуки, а он не имел к ним никакого отношения. Нечто похожее он чувствовал даже при зажженном свете. Стоило ему коснуться клавиш, как в нем пробуждалась иная сущность, жившая в подсознании, проявлявшаяся только в подобных случаях.
— Дункан, это божественный дар, — сказала ему мать, когда он попытался объяснить ей это с помощью скудного словарного запаса маленького ребенка: «Мама, я не знаю, откуда приходит музыка. Это так странно. Просто… просто приходит, и все».
Ему было восемь, когда мать решила учить его музыке. Она усадила его на круглый стульчик, показала до первой октавы и стала объяснять основы игры на инструменте. Тут-то, к их общему замешательству, и выяснилось, что Дункан уже умеет играть.
