Георгий Ланской - Оглянись на пороге

Ознакомительная версия.

Самое неприятное, что Веру он знал. Точнее, не то чтобы знал, но много слышал о ней, периодически видел на разномастных культурных мероприятиях и даже когда-то выпивал в одной компании, но тогда все, к счастью, закончилось куда более благополучно. Она слыла странной даже в своих кругах, одевалась диковато, без вкуса, а в последнее время и подавно рядилась в наряды, более подходящие четырнадцатилетней девочке. Местная богема, отдавая должное таланту Веры, тем не менее сторонилась и предпочитала не связываться с акулой пера. Характер у нее был склочный, она злопамятно мстила даже через много лет после нанесенной обиды, изливая желчные комментарии на местных форумах. Впрочем, знающие люди над этим тайно похихикивали, поскольку реального вреда перепалки в Интернете нанести не могли. Провинция же, не столица!

Провинция… Да уж…

Когда подъехавший троллейбус уже начал двигаться, Дима спохватился, спешно взглянул на номер и торопливо вклинился в закрывающиеся дверцы. Рухнув на сиденье, он охнул, обхватив руками многострадальную голову, в которой загудели колокола.

— За проезд оплачиваем! — рявкнула кондукторша над головой. Парень, не глядя, вытащил из кармана кучу мелочи и сунул в подставленную ладонь.

— Сдачу возьми!

Он сунул деньги обратно в карман и прикрыл глаза.

— И билет. Накидаются с утра, алкашня хренова!..

Троллейбус качало на волнах, словно тонущий «Титаник», а каждая остановка, каждый светофор были теми самыми айсбергами, о которые он спотыкался в пути, заставляя тошнотворный комок подниматься вверх, к самому горлу. Дима судорожно сглатывал, морщился и впивался ногтями в ладони, размышляя коркой подсознания, успеет ли выскочить из троллейбуса в случае крайней необходимости или же заблюет все вокруг?

Надо было пива купить…

Троллейбус все лязгал дверями, а кондукторша верещала над ухом, терзая новую жертву. Дима с трудом оторвал голову от ладоней и посмотрел, кто там смеет пререкаться с властительницей проводов, обшарпанных сидений и грязных салонов.

Перед ним стояло чудо.

Женщине, поразительно контрастирующей с рыхлой, опухшей с перепоя Верой, было около тридцати. Несмотря на широкополое пальто, она казалась удивительно стройной, с восхитительно длинной шеей, на которой держалась голова с точеным холодным лицом.

Такое лицо Дима видел в детстве, в старом советском мультфильме про Снежную Королеву. Несмотря на отрицательную роль, холодная злодейка нравилась ему куда больше пустоголовой Герды, и он, часто представляя себя на месте Кая, думал, что никогда не ушел бы из дворца по доброй воле. Разве можно променять на кого-то эту красоту?

Глаза у троллейбусного видения были под стать мультяшной Королеве: серые, словно слой глубоко уходящего в воду льда. И две эти льдинки смотрели на Диму с брезгливостью и презрением.

Он не успел ничего сделать. Двери открылись, и она удивительно изящно соскользнула со ступеней на улицу, откуда проводила троллейбус внимательным взглядом. Диме показалось, что женщина смотрит прямо на него, и тогда отчаянно пожалел, что не вышел следом, хотя шансов все равно не было никаких. Ни единого.

Когда за Димой закрылась дверь, Вера еще с минуту стояла не шевелясь, словно изваяние, смотрела на качающиеся в замке ключи и «держала лицо». Она была уверена, что сейчас Дима вернется, распахнет дверь и…

Дальше ничем не сдерживаемая фантазия показывала неприличное.

В мечтах Вера видела себя красавицей, достойной самых лучших мужчин, готовых бросить к ее роскошным ногам меха, бриллианты и новенький «Порш Кайен», увезти на Мальдивы и там, одетыми в цепи и ошейники, жрать с руки виноград. Иногда мечты захлестывали ее волной, и тогда она бросалась к «станку», долбила по клавишам с остервенением и жаром, отчего статьи получались сочными, с броскими аллегориями, запоминающимися, растаскиваемыми на цитаты. Для этого и нужно было всего ничего — мужчинку определенного типажа, глядя на которого хотелось вдохновляться, работать, творить.

Потом на нее обрушивалась суровая реальность. Мужчины к ногам не падали, в штабеля не укладывались, бриллиантов и мехов не дарили. В такие дни Вера молча курила у окошка, забивала на работу, довольствуясь вялой обработкой рассылаемых пресс-релизов, а когда требовалось что-то значимое, беззастенчиво подворовывала материалы коллег и, переставив местами пару абзацев, смело подписывала статью своим именем.

Муж тоже имелся. Вполне себе с именем, местный художник, но и к его творчеству, и к нему самому женщина давно охладела. Когда-то они познакомились на выставке, вели долгие разговоры об искусстве, Ренессансе, Леонардо, Малевиче, перебрали всех великих, значимых и как-то постепенно на этой почве сошлись. Вера писала о будущем муже вдохновенные статьи, договаривалась с местными телеканалами о передачах с ним, подсовывала творчество иностранным делегациям, в надежде, что заметят и даже переведут в великие или хотя бы модные, вроде Никаса Сафронова.

Потом это надоело. Муж надежд упорно не оправдывал. Картины распродавались плохо, телеканалы в гости уже не приглашали, а в музее искусств дважды сорвалась выставка по причинам тривиальным: он пил и часто не успевал подготовиться. Супруга злилась, скандалила, но против пьянства благоверного была бессильна.

В данное время супруг отсутствовал. После громкого скандала он, надутый и важный, переехал в свою студию — крохотную однушку на окраине, что Веру вполне устраивало.

Больше всего ее раздражало, что она и сама погружается в эту серость существования. Для встряски требовалась новая любовь или хотя бы увлечение, потому что без этого не получалось нормально работать. Не над статьями, нет. Она давно оставила желание стать первой и лучшей журналисткой города. Теперь Вера хотела написать книгу, разумеется, о любви, разумеется, о несчастной. Понукая свою Музу, женщина мрачно понимала, что ничего путного из задуманного романа не выходит.

Муза корчилась в агонии и давать подсказки решительно отказывалась, требуя подпитки.

На концерте местных готов она оказалась случайно. Возвращалась домой, наткнулась на истрепанную афишку, написанную вычурным шрифтом на простом листке формата А5, хмыкнула и завернула в клуб. Музыки этой группы она никогда не слышала, но заранее настроилась на провал, приготовившись разнести их в пух и прах.

Изнутри клуб походил на ад: вокруг бродили существа неопределенного пола, затянутые в черное, размалеванные в багрово-черно-белые тона, попивали и орали друг другу в ухо, поскольку из динамиков выли гитары, а солист рычал в микрофон слова песен. Слегка напуганная, Вера забилась в угол, заказала пиво, твердо решив, что уйдет через пятнадцать минут.

Ознакомительная версия.