Он поднялся с самого низа, как и она. Просто у них, судя по всему, разные способы компенсировать то, что им было недодано в детстве. Он привозил ей подарки из каждой деловой поездки. Он всегда находил время на покупки, и его как будто забавляло ее смущение, а она не знала, что ей делать с этим непрерывно льющимся на нее дождем подарков.
«А как насчет Уилфрида Б. Айкона? — задумалась Ева. — Откуда он родом? Какой у него механизм компенсации? Каковы его символы?»
Ева села за стол, включила компьютер и начала процесс изучения личности убитого. Пока компьютер собирал данные, она позвонила Райану Фини, капитану Отдела электронного сыска.
Его лицо, напоминающее морду добродушного сенбернара, появилось на экране видеотелефона. Седеющие рыжие волосы, как всегда, стояли торчком, рубашка выглядела так, будто он в ней спал. Почему-то эти детали всегда производили на Еву умиротворяющее впечатление.
— Мне надо кое-что прокачать через файлы Интерпола, — сказала она ему. — Сегодня утром у себя в кабинете отдал концы один хирург, крупный дока по пластике лица и тела. Судя по всему, его последнее свидание — это и есть наша ставка. Женщина под тридцать, имя и адрес, кстати, адрес в Барселоне, Испания…
— Оле, — мрачно проскрежетал он, и она улыбнулась.
— Бог мой, Фини, я и не знала, что ты говоришь по-испански.
— Проводил отпуск на твоей вилле в Мексике, кой-чего поднабрался.
— Ладно, как ты назовешь меткий удар маленьким лезвием с точным попаданием в сердце?
— Оле.
— Буду знать. Короче, нет паспорта, выписанного на имя Долорес Ночо-Кордовец. Адресок в солнечной Испании фальшивый. Проскользнула как уж сквозь тяжелую охрану.
— Думаешь, профессионал?
— Есть такое дело, но с мотивом туговато. Ничего на горизонте не видать. Может, кто-то из твоих парней найдет ее по системе или по картинке.
— Перебрось мне картинку, посмотрим, что мы сможем сделать.
— Ценю. Сейчас переброшу.
Ева отключилась, послала электронной почтой фотографию с удостоверения личности, потом, суеверно скрестив пальцы на счастье, чтобы ее компьютер не дал сбой на двойном задании, вставила диск с камеры слежения в прорезь для просмотра.
Заварив себе кофе, она стала прихлебывать потихоньку и просматривать запись.
— Вот ты какая, — пробормотала она, глядя, как женщина, известная ей под именем Долорес, подходит к посту охраны на первом этаже. На ней были обтягивающие брючки и облегающий жакет, и то и другое жгуче-красного цвета. И того же цвета «лодочки» на каблуках в милю высотой. — Не боишься, что тебя заметят, да, Долорес?
Ее отливающие атласом волосы цвета воронова крыла свободно ниспадали на плечи роскошными волнами. Скулы, острые, как стекло, полные, чувственные губы, тоже ослепительно красные, глаза под тяжелыми веками почти того же цвета, что и волосы.
Она прошла через охрану — сканирование сумки, сканирование тела — без задоринки и легким шагом, слегка покачивая бедрами, продолжила путь к лифту, который поднимет ее на сорок пятый этаж, в кабинет Айкона.
Никаких колебаний, отметила Ева, и никакой спешки. Никаких попыток скрыться, ускользнуть, заслониться от камеры. Ни капельки пота. Она была холодна, как коктейль «Маргарита», который пьют под красивым пляжным зонтиком на тропическом острове.
Ева включила диск из лифта и стала наблюдать, как женщина поднимается. Она была невозмутима, не дергалась, не останавливалась по пути, спокойно вышла на нужном этаже. Подошла к стойке администратора, поговорила с ним, поставила подпись в журнале, а потом все также невозмутимо направилась в находившуюся неподалеку дамскую комнату.
В дамскую комнату, где камер нет, сообразила Ева. Либо она взяла там оружие, которое кто-то для нее оставил, либо вытащила его из сумки или из своей одежды, где оно было так ловко замаскировано, что сканеры его не засекли.
Нет, скорее всего, она взяла его из тайника в туалете, решила Ева. Значит, у нее есть сообщник внутри. Кто-то, желавший смерти знаменитому доктору.
Прошло почти три минуты, и Долорес вышла. Теперь она прошла прямо в приемную, села, перекинула ногу на ногу и начала перелистывать какой-то иллюстрированный журнал.
Не успела она углубиться в чтение, как Пия вышла через двойные двери и пригласила ее в кабинет Айкона.
Ева проследила, как закрываются двери, увидела, как секретарша занимает место за своим столом. Следя за отсчетом времени, она прокрутила запись до полудня, когда секретарша взяла сумочку из ящика в столе, надела жакет и ушла на обед.
Шесть минут спустя Долорес вышла так же непринужденно, как и вошла. На ее лице не было ни волнения, ни удовлетворения, ни вины, ни страха.
Она миновала стойку администратора, не повернув головы и не замедлив шага, спустилась, прошла через охрану и вышла из здания на улицу. И растворилась в воздухе, подумала Ева.
Если она не была профессионалом, ей следовало подумать о смене профессии.
Больше никто не входил в кабинет Айкона, пока секретарша не вернулась с обеда.
Ева налила себе вторую чашку кофе и принялась читать обширные данные по Уилфриду Б. Айкону.
— Этот старик был святым! — сказала она Пибоди. — Из скромной семьи, сделал себя сам. Его родители были врачами, устраивали клиники в отсталых странах третьего мира. Его мать получила тяжелые ожоги, спасая детей из горящего дома. Она выжила, но была обезображена.
— И поэтому он занялся пластической хирургией, — закончила за нее Пибоди.
— Очевидно, это обстоятельство на него повлияло. Он сам работал в передвижной клинике некоторое время ездил по Европе, помогал в разных местах разгребать последствия беспорядков. Именно там погибла его жена, она была добровольцем. Его сын стал врачом, окончил медицинский факультет Гарварда в двадцать один год.
— Крутой взлет!
— И не говори. Айкон-старший работал вместе со своими родителями, но его не было рядом в тот раз, когда его мать обгорела. Сам Айкон спустя годы чудом избежал смерти, когда убили его жену. Он был в другой части Лондона.
— То ли ему крупно везло, то ли крупно не везло, это с какой стороны смотреть.
— Да уж! Он уже был вдовцом к тому времени, когда вплотную занялся восстановительной хирургией. Несчастье с матерью подтолкнуло его к тому, чтобы сделать это своей профессией. Мамаша его была, как говорят, сногсшибательной красоткой, я вытащила ее фото из файла. Там есть ее фотографии, сделанные и после пожара: жуткое зрелище. Врачи спасли ей жизнь и изрядно поработали над ней, но так и не смогли вернуть прежний вид. Она покончила с собой три года спустя, — продолжала Ева. — Итак, Айкон впоследствии посвятил себя восстановительной хирургии и продолжил доброе дело своих родителей: стал добровольцем во время печально известных городских войн XXI века. Потерял жену, один воспитывал сына, посвятил свою жизнь медицине, брался за то, что другие считали безнадежными случаями, часто при этом отказывался от гонорара, преподавал, читал лекции, жертвовал деньги на благотворительность, творил чудеса и кормил голодных хлебом и рыбой из неиссякающей корзины.
