По его тону было ясно, что не стоит воспринимать эту фразу как комплимент.
— Я ведь репортер.
Рано или поздно моя профессия все равно всплыла бы, и я решила, что сейчас самое время ее раскрыть.
— Вот как? И о чем же вы пишете?
— Я пишу на темы, интересные широкой публике, в том числе и на криминальные. Между прочим, я много пишу для «Глянца», журнала Кэт Джонс.
— Тогда я понимаю, почему мне не знакомо ваше имя. Обычно я предпочитаю мужские журналы, если вы понимаете, что я имею в виду. Итак, расскажите, что вы подумали, когда увидели тело. Вы, должно быть, наблюдательны, раз работаете репортером. Вы не заподозрили, что дело здесь нечисто?
«Дело нечисто? Так вот что он подозревает!»
— Вы хотите узнать, не подумала ли я, что с Хайди кто-то что-то сделал? Нет. Я решила, что ей по какой-то причине стало очень плохо.
— Почему вы так решили?
— Очень просто: в квартире повсюду были следы рвоты, а Хайди лежала на полу.
— Миссис Джонс заходила в комнату вместе с вами?
— Нет, она оставалась в библиотеке.
— Вы раньше видели ее няньку?
— Да, несколько раз. Мы с Кэт не только коллеги, но и подруги, и я несколько раз встречала Хайди у нее дома.
Пока я отвечала, Фарли не сводил с меня блеклых голубых глаз, но когда я закончила, он отвел от меня взгляд, чтобы записать мои слова в блокнот. Когда он писал, его слишком тесный костюм цвета хаки натянулся на правом плече.
— Она была приятной девушкой? — спросил он.
— Со мной она была любезна. Думаю, сыну Кэт она нравилась. Но вообще-то я мало ее знала.
— Она была хорошей няней? Была ли миссис Джонс ею довольна?
— Насколько я знаю, да.
— В этот уик-энд с няней в доме был еще кто-нибудь?
Я ненадолго задумалась.
— Думаю, Хайди была одна. Фарли склонил голову набок.
— Вы поколебались, прежде чем ответить.
— Дело в том, что у Кэт есть еще экономка, Карлотта. Обычно она работает только в будни, но иногда приходит и в выходные.
Издалека донесся звон церковных колоколов, потом где-то ближе на чьей-то кухне засвистел чайник.
— Вам известно, что мистера Джонса не было в доме?
— Я знаю от Кэт, что его не было. Кстати, его фамилия Хендерсон. Джефф Хендерсон.
— А как насчет бойфренда?
— Что, простите? — Я опешила и лишь через секунду сообразила, что Фарли спрашивает не о Кэт, а о Хайди.
— Вы не знаете, был у нее дружок?
— Вроде бы был, но Кэт сказала, что они расстались. Об этом вам лучше спросить у нее.
— У няни были проблемы со здоровьем? Она чем-нибудь…
— Извините, детектив, но я ее почти не знала. Спросите лучше у Кэт.
Фарли молча уставился на меня, его блеклые глаза чуть-чуть слезились, а взгляд говорил, что впредь он не советует его перебивать. Повисла неловкая пауза, потом он спросил:
— Вы живете в городе?
— Да, в Гринич-Виллидж.
— Как вы думаете, почему миссис Джонс позвонила вам и попросила приехать?
— Думаю, она очень волновалась. Насколько я знаю, на Хайди всегда можно было положиться, поэтому, когда она не открыла дверь, Кэт встревожилась.
— Я имел в виду другое. Почему она позвонила именно вам?
— Мы давно знакомы, и я из тех подруг, которым можно позвонить в восемь утра в воскресенье.
— Когда вы приехали, как она себя вела?
— Как я уже сказала, Кэт очень волновалась.
— Почему она не вошла в комнату сама?
— Думаю, она просто боялась.
— Бейли, могу я задать вам один вопрос? Между нами, вам не показалось странным, что миссис Джонс не захотела войти в комнату одна?
— Нет, не показалось. Мы обсудили разные возможные причины: наркотики, алкоголь, даже самоубийство, и Кэт не хотела в одиночку столкнуться с тем, что могло бы ожидать ее в комнате Хайди.
— Самоубийство? Хайди страдала депрессией?
— Нет. То есть, насколько я знаю, не страдала. Я просто перечислила возможные причины. Кэт подозревала что-то неладное, но точно ничего не знала.
Несколько мгновений Фарли молча удерживал мой взгляд, потом встал из-за столика. Допрос, похоже, закончился. Напоследок он спросил мой адрес и телефон, записал их в блокнот и предупредил, что, возможно, ему еще понадобится со мной связаться. Потом захлопнул блокнот, и мы с ним пошли наверх. Там Фарли прихватил бритого блондина и сообщил, что они возвращаются в квартиру Хайди. Как только детективы отошли достаточно далеко, Кэт схватила меня за рукав.
— Бейли, у меня паранойя или они действительно нарочно нас разделили?
— У тебя не паранойя. — Я подлила себе кофе. — Именно это они и сделали.
— Прекрасно! — саркастически воскликнула Кэт и запрокинула голову. Ее прическа развалилась, большая часть волос выбилась из пучка и падала налицо. — Надо полагать, это означает, будто они подозревают, что мы что-то скрываем, и пытаются поймать нас на лжи?
— Нет, не означает. Полицейские вообще стараются допрашивать свидетелей и очевидцев порознь. Дело в том, что если те находятся вместе, то подсознательно стремятся сделать так, чтобы их версии не противоречили одна другой.
— Знаешь, Бейли, в этой суете я как-то не удосужилась тебе это сказать, но я, честно говоря, просто не знаю, как бы я сегодня справилась без тебя.
— Я рада, что приехала. Интуиция тебя не обманула.
Мне хотелось задать Кэт один вопрос, и, кажется, момент был для этого подходящий, но я не успела — кто-то позвонил в дверь, и Кэт пошла открывать. Минуту спустя через кухню проследовала Лесли Стоун.
Лесли тридцать девять, у нее карие глаза и густые каштановые волосы; она предпочитает стрижку в китайском стиле. Ее считают привлекательной, но я, честно говоря, не понимаю, что в ней хорошего. У нее большие ноздри, прямо как фасолины, и когда я на нее смотрю, мне кажется, будто на меня глядит летучая мышь. Сегодня она вырядилась в бежевый брючный костюм из искусственного шелка и босоножки из тонких ремешков, и вид у нее такой, будто ее вытащили прямо с пляжа Санта-Барбары. Я не собираюсь злорадствовать в столь трагический момент, но мне показалось, что с тех пор, как я в последний раз внимательно присматривалась к ее бедрам, Лесли набрала несколько фунтов. Проблема в том, что Лесли мне просто-напросто не нравится. Я работаю внештатно, поэтому ее нападки меня мало затрагивают, но она при каждом удобном случае придирается ко мне то из-за сроков, то из-за дорожных расходов. Ее муж несколько лет назад очень выгодно сыграл на фондовой бирже и огреб кучу денег, так что у Лесли нет необходимости зарабатывать на жизнь. Говорят, она работает только потому, что ей нравится считать себя главной и указывать другим, что делать.
