ГЛАВА 4
Тетушка Ани с утра поставила кипятится белье на печку, чтобы хорошо отбелилось и на целый день, странным образом, пропала. Комната Анни находилась под чердаком, но и так нельзя было сказать, потому что чердак у них был закрытый, чистенький и обустроенный стараниями женщин, тщательно побеленный и отмытый от пыли. Вот там они и сушили на зиму фрукты, и белье после стрики, хранили старые вещи, очень аккуратно сложенные в сундуки. В комнате под чердаком всегда было прохладнее, так как тепло от печи доходило сюда уже в рассеянном состоянии. Но летом здесь было комфортнее всего. Анни пыталась сконцентрироваться на книгах и конспектах. С самого утра, в выходной день она сидела за столом в длинном халате из-под которого выглядывала ночная сорочка, с распущенными волосами, и что-то сосредоточенно писала пером на листе бумаги.
На восточной стороне Будапешта, дела обстояли по-другому. К подъезду усадьбы Мартонвашаре подъезжает много-много экипажей, они останавливаются. Из первого экипажа выходит пожилая женщина, с болонкой в руках. Она одета изысканно. Ее бархатное темно зеленое платье вышито шелковыми нитями, ручной работы. В дорогу все предпочитают одевать то, в чем удобнее просидеть в экипаже несколько часов, а то и целый день. Но эта женщина всегда выглядела праздно.
Из экипажа выпрыгивает еще пару собак, побольше размера, охотничьи борзые, их тут же подхватывают за ошейники лакеи и отводят в сторону. В карету еще заглядывает одна горничная и достает оттуда еще одну болонку— собачонку. Хозяйка — это баронесса фон Газейштарт, женщина миловидная, с высокой прической, открытым лицом. Лицо добродушное и веселое, по праву соответствует о ходящих о ней слухах и её добром нраве. На крыльцо её встречать вышел Артур, он уже не в военной форме, а просто в белой рубашке, расстегнутой до середины груди, по-домашнему, оголившим его смуглую, сильную грудь. Человек атлетического сложения и высокого роста, не смотря на солидный достаток и роскошную обстановку, не позволяющий себе вести праздный образ жизни, и распускаться от бесшабашных распутных кутежей, в которые от скуки бросаются молодые богатенькие повесы, досаждая тем самым своим родителям и окружающим. Он радушно приветствовал свою жену, баронессу, поцеловал ей руку, подставил локоть, увлекая к входу в дом. Она не спешила входить в дом, а стала осматривать свои владения снаружи.
И снова мы в доме нашей героини. К Анни в комнату вошла подруга — Хелен. Они весело что-то стали обсуждать. Хелен попыталась вникнуть в задания, выполняемые Анни, та протянула ей лист бумаги, исписанный ею. Хелен напрягла внимание, сдвинула брови. Потом отбросила его в сторону и скривилась:
— Ты все бьешься над этой темой… Вот далось тебе это! Пойдем погуляем. Зинкович устраивает вечеринку. Его берут на практику! Отец похлопотал! Он трудяга, старается… и баламут! Но над книжками не «корпеет» как ты! Жизнь молодая проходит! Бери от жизни все! Сколько бы ты не напрягалась, все-равно, у нас удел один — мы выйдем замуж, нарожаем кучу детишек и будем устраивать нужные вечера для поддержания имиджа, приобретение нужных связей и ублажения мужа. И самое приятное развлечение, которое нам останется, это — посещение театра.
— И зачем же ты тогда поступила на медицинский? — поинтересовалась Анни. — Если так все закономерно?
— Зачем, зачем? Я и сама часто задаю себе этот вопрос. Сначала — престижно. Доходная профессия в наше время. Да и в будущем пригодиться. Ты же знаешь, я к виду крови равнодушна. Для своей семьи, собственных детишек. Буду сама лечить и себя и их. Но… я не ты, червь-землеройка, мне жалко мои молодые годы тратить на «выковыривание» яичников из трупов, изучение продолжительности жизни в разных условиях существования крыс. А…, а ты придумала источники оплаты за продолжение обучения? Я за тебя переживаю все время, голову поломала… Вот, — и она протянула деньги на ладошке, — у меня были свои запасы, я одалживаю тебе, потом, может быть сочтемся, но… это не изменит ситуацию. Мало слишком.
Анни так омрачилась… Что даже слезы набежали на глаза.
Хелен стало жалко подругу. Она села рядом и обняла её за плечи. Ее мозг тоже хаотично стал работать в поисках решения проблемы. Но, напрягаться в раздумьях она долго не умела. Она просто никогда не находилась в таких затруднительных ситуациях как Анни, и не могла понять этого состояния. Отстранившись, она пристально стала разглядывать подругу, как будто решение можно было прочитать на её лице. Анни удивленно подняла брови — Что?
— А почему бы тебе не попросить у графа?
— Да, ну… — отмахнулась девушка — с какого?
— Я тебе давно говорила, он не ровно дышит в твою сторону. Ну, Анни — и она потрясла её за плечо. — С тебя же не убудет. Он может и платы взамен не попросит. Надо воспользоваться его вниманием к тебе, ну, может… и намекнуть на то, что ты не прочь его отблагодарить. Анни! — но Анни стала освобождаться от её объятий и встав, подошла к большому, старинному будуару с зеркалом. Внимательно стала себя рассматривать. Почему её все считают настолько притягательной для противоположного пола, что они будут готовы ради неё на все, а тем не менее, все у кого были реальные деньги, не спешили заводить с кем-то серьезные отношения, по крайней мере, с девушкой из её среды. И что ей не нравилось в постоянных поднукиваниях на эту тему подруги и Игн, так это то, что они, по чему-то, даже не задумываются о том, что она не вхожа даже в то окружение, чтобы с ними хоть как-то знакомится. Где можно обратить на себя внимание?
К ней весело подскочила подруга и быстрыми, ловкими движениями собрала вверх её густые волнистые волосы, закрутила их высоко в массивный большой пучок, слегка взбила расческой, подчесала, уложила и стала выбирать по бокам волосы, чтобы высвободить пряди, свободно обрамляющие лицо, для украшения прически. Удовлетворенно она опять отстранилась, чтобы со стороны оценить мастерство своих рук.
— Мне не на врача надо было идти, а на цирюльника. Но — это только для низшего сословия.
— Не скажи, они всегда при деньгах.
Хелен закусила губу.
— Ах, Анни, Анни. Я так часто борюсь со своей завистью к твоей красоте. Бог мой, Бог мой, как же природа не справедлива
