– Как человек может «увлекаться» чем-то подобным? – спросил он.
– Ну, вуду, знаете ли, состоит не только из убийства куриц и втыкания булавок в кукол, чтобы накладывать проклятия на людей.
– Я действительно знаю. – Его взгляд скользнул на нее. – Я изучал все разновидности религий и теологию, и не только в семинарии. Это одна из моих страстей.
– А другие какие?
Он усмехнулся.
– Да есть и другие... – ответил он, его голос смягчился, но он не стал вдаваться в подробности. – Ну а у вас?
– Э-э. Мы говорили не обо мне. Я сказала, что вас что-то беспокоит, и вы попытались сменить тему.
– Даже у священников бывают проблемы, – признал он, и она увидела, как свет камина играет на заостренных чертах его лица. Да, его что-то беспокоило, было видно, как он пытается скрыть грусть.
– Может быть, я смогу помочь.
– Вы уже помогли. – Придвинувшись чуть ближе, он взял ее за руку, и она с удивлением почувствовала мозоли на его коже. – Пригласив меня, позволив мне быть членом вашей маленькой компании друзей, это помогло. Это напомнило мне о том, каково быть частью семьи. – Он задержал ее руку в своей на секунду больше необходимого, затем отпустил ее.
Оливия затаила дыхание.
– У меня были скрытые мотивы из-за Сары. Кроме того, у вас есть семья.
Его глаза потемнели.
– Да, она у меня есть.
– Где она?
– В разных местах. Но... родственники умерли один за другим, у меня есть единокровный брат, но мы с ним видимся нечасто. – Несколько секунд он пристально смотрел на нее, и она заподозрила, что у него в душе Происходит какая-то борьба. – Наверное, мне пора. – Положив руки на колени, он быстро встал, словно боясь, что может передумать. – Мне еще потом на службу.
– Работа священника никогда не заканчивается? – пошутила она.
– Аминь, сестра.
Они засмеялись, и напряжение между ними разрядилось; она снова свободно дышала, когда провожала его до двери.
– Спасибо, что пришли и поговорили с Сарой.
– Всегда рад помочь. – Его голос был мягким, и она знала, что он говорит искренне. Может быть, Сара права, подумала она, подав ему куртку и наблюдая, как он просовывает руки в рукава. Он посмотрел на нее, его темные волосы ниспадали ему на лоб, и от его взгляда ее сердце едва не остановилось. У Оливии появилось неожиданное желание поцеловать его на прощание, лишь слегка прикоснуться губами к его щеке, но она не осмелилась.
Он засунул руку в карман.
– О, чуть не забыл, – сказал он, вынимая сложенный листок бумаги. – Это материалы государственного архива, поэтому я не нарушаю никаких законов церкви. Это список крещений, проведенных в тот период времени, о котором вы говорили. Исходя из даты рождения, я несколько сократил список. Надеюсь, это поможет.
– Конечно, поможет, – уверила она, когда он протянул ей компьютерную распечатку. – Спасибо.
– Это самое меньшее, что я мог сделать. – На этот раз она подумала, что он, возможно, наклонится и слегка коснется губами ее виска, но он этого не сделал и даже если об этом и думал, то сдержался. – До свидания, Оливия. – Он слегка сжал ее руку. – Не будьте чужой. Дверь дома господнего всегда открыта. – Она смотрела, как он поднимает воротник и неторопливо бежит к своей машине.
Джеймс чувствовал взгляд Оливии. Казалось, он прожигает ему куртку. Жар будоражил его кровь, и он, стиснув зубы, не останавливаясь, добежал до своего «Шевроле». Ему не следовало смотреть ей в глаза, и эрекция, натянувшая ткань его слаксов, являлась достаточным тому подтверждением. Да что с ним происходит, а? Он забрался в машину, завел двигатель и помахал рукой. Словно он и не думал о том, чтобы выскочить из машины, броситься обратно к крыльцу и отнести ее наверх в постель. Вот чего он хотел. Сорвать с нее одежду, забраться на нее и погрузиться в нее как можно глубже. Он отважился бросить последний взгляд в ее сторону. Она взяла пса на руки и держала это лохматое существо у груди, прислонившись к перилам крыльца.
Он жаждал большего, чем просто секса. У него щемило сердце. Красивая женщина, уютный маленький домик среди деревьев и маленькая собачонка. От всего этого в жизни он отказался. Ради своего призвания. Ради господа. Потому что он верил. Он всегда верил и знал в глубине души, что может помочь другим с их верой, что это и есть его цель в жизни, то, что ему уготовил всевышний.
Стиснув зубы, он надавил на акселератор, и машина, промчавшись по маленькому мостику, оказалась на изрезанной колеями и усыпанной листьями дорожке. Он не мог позволить себе испытывать подобные сомнения. Сейчас и впредь. Потому что потребуется совсем немного, чтобы подтолкнуть его на путь греха. Когда он выезжал на главную магистраль, машину занесло. По лобовому стеклу растекались капли дождя, и он принялся молиться.
Он проигрывал борьбу с похотью.
Кристи повернулась, нанесла сильный удар ногой, затем кулаком по боксерскому мешку, свисающему с потолка ее спальни. Бах. Мешок принял удар, качнулся, затем вернулся в прежнее положение, словно желая получить еще.
– Мало тебе, да? Вот, так еще! – Она была в поту, ее волосы начали виться, но она вспомнила все движения тэквондо, которые выучила еще маленькой. Словно езда на велосипеде, подумала она.
Мешок раскачивался как безумный; ее бывший инструктор, мастер Ким, не назвал бы его достойным спарринг-партнером, но мешок хорошо подходил для необходимой ей тренировки и разрядки, как физической, так и душевной. Еще один удар ногой с разворота, затем боковой удар ногой и наконец шаг и удар кулаком.
– Умри, – прорычала она мешку. Она почти перестала злиться на отца. Почти.
Итак, он вернулся поздно с работы? Значит, это День благодарения? А что еще нового? Он раньше доводил ее маму до бешенства – БЕ-ШЕН-СТВА – всей этой полицейской фигней. В то время Кристи этого не понимала, она была маленькой. Но она узнавала напряжение, которое усиливалось между ее родителями всякий раз, когда папа с головой уходил в расследование какого-нибудь дела. Он никогда не изменится. Работа прежде всего.
Нет, на самом деле это было не так. Она искренне верила, что она у него на первом месте. Рик Бенц любил ее независимо от того, является он ее «настоящим» отцом или нет. Как странно, что ее дядя, священник, – ее биологический отец, в то время как Рик, человек, который ее вырастил, и которого она по-прежнему считала «папочкой», – в действительности ее дядя. Чушь, чушь, чушь. Она нанесла мешку еще несколько быстрых ударов, затем завершила серию рубящим ударом по горлу – что ж, если бы у мешка было горло, он был бы уже мертв!
Бенц просунул голову в дверь.
– Давай, Кассиус. Пришло время давить картошку.
