Алекс дралась, как дикая кошка. Ярость и адреналин гнали кровь по жилам, прибавляя ей сил. И все же с ним ей было не совладать. Сжимая левой рукой оба ее запястья, он вытряхнул ключ из ее сумочки и отпер дверь. Они вместе ввалились в комнату. Рид захлопнул дверь ногой.
Она отбивалась, протестующе кричала, пыталась высвободить руки из его тисков и, как безумная, мотала головой из стороны в сторону.
— Алекс, прекрати, — жестко приказал он.
— Ненавижу тебя.
— Знаю, но я не лгу.
— Лжешь!
Она вертелась и извивалась, стараясь ударить его по ногам.
Он повалил ее на кровать и придавил собственным телом. Продолжая крепко сжимать запястья, второй рукой закрыл ей рот. Она попыталась укусить его руку, но он надавил сильнее, и теперь она уже не могла двинуть подбородком, не рискуя сломать челюсть. Глаза, смотревшие на него поверх его руки, горели ненавистью. Ее грудь высоко вздымалась при каждом вдохе. Он тоже ловил ртом воздух, восстанавливая дыхание, волосы упали ему на лоб.
Наконец он поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза.
— Я не хотел говорить вам, — сказал он тихим прерывающимся голосом. — Но вы так и подталкивали меня. Вот у меня терпенье и лопнуло. Теперь что ж, сказанного не воротишь, но будь я проклят, если лгу.
.Алекс двинула головой: «нет» светилось в ее неистовом взгляде. Выгнула спину, пытаясь сбросить его, но не могла пошевелиться под тяжестью его тела.
— Выслушайте меня, Алекс, — он сердито цедил слова сквозь зубы. — До того вечера никто и не знал, что Селина беременна. Прошло уже несколько недель, как она вернулась из Эль-Пасо, но я не ходил к ней, даже не звонил. Гордость не позволяла. Хотел, чтобы она тоже помучилась.
Он закрыл глаза и печально покачал головой.
— Мы играли друг с другом в детские игры, дурацкие, глупые игры мальчика с девочкой. Наконец я решил ее простить, — он улыбнулся с горькой насмешкой над самим собой. — Я отправился к ней вечером в среду, зная, что вила бабушка уйдет на службу в баптистскую церковь. После службы она всегда оставалась на репетицию хора, и я рассчитал, что у нас с Сединой будет пара часов, чтобы спокойно все обсудить.
Подойдя к дому, я несколько раз постучал в дверь, но она не открыла. Я знал, что она дома, потому что в задних окнах, там, где ее спальня, горел свет. Может, подумал я, она принимает душ или радио включила слишком громко и потому не слышит моего стука; в общем, я обогнул дом и подошел к задним окнам.
Алекс лежала под ним, не шевелясь. В ее глазах больше не было враждебности, в них сверкали непролитые слезы.
— Я заглянул в окно ее спальни. Там горел свет, но Седины не было видно. Я постучал по стеклу, она не отозвалась, но я заметил ее тень, двигавшуюся по стене ванной. Я видел ее через приоткрытую дверь. Окликнул ее. Она не вышла, хоть и слышала меня. Потом… — Он зажмурился, лицо исказилось гримасой боли, затем продолжал:
— Меня взяла злость, я, видите ли, решил, что она разыгрывает из себя недотрогу. Но тут она открыла дверь шире, и я увидел ее. Сначала я просто смотрел несколько секунд ей в лицо, я ведь так давно не видел Селину. Она тоже смотрела на меня. Вид у нее был растерянный, она будто спрашивала: «А что теперь?» И только тут я заметил кровь. На ней была ночная рубашка. И весь подол был испещрен красными полосами.
Алекс закрыла глаза. Крупные мутные слезы выскользнули из-под ее дрожащих век и скатились на пальцы Рида.
— Я чертовски испугался, — сказал он хрипло. — Проник в дом, не помню даже как. Очевидно, поднял раму и пролез внутрь. В общем, через несколько секунд я очутился в спальне, уже обнимая ее. В конце концов мы оказались на полу, и она как-то обмякла у меня в руках.
Она не хотела говорить мне, что произошло. Я стал кричать на нее, трясти. В конце концов, уткнувшись мне в грудь лицом, она прошептала: «Ребенок». И тогда я понял, что означает эта кровь и откуда она сочится. Я сгреб ее в охапку, выбежал на улицу и посадил в машину.
Минуту он молчал, вспоминая. А когда вновь принялся рассказывать, напряжения в голосе у него уже не было. Он заговорил сухим, безразличным тоном.
— В городе был один врач, который делал тайком аборты. Все об этом знали, но помалкивали, потому что аборты в Техасе были тогда еще запрещены. Я отвез Селину к нему. Позвонил Джуниору и велел привезти денег. Он приехал прямо туда. Потом мы с ним сидели и ждали, пока доктор занимался ею.
Он долгим взглядом посмотрел на Алекс, потом убрал руку. На нижней части ее и без того бледного лица остался резкий белый след от его руки. Теперь се тело обмякло, она лежала неподвижно, будто мертвая. Он стер пальцами слезы с ее щек.
— Будь ты проклят, если солгал мне, — прошептала она.
— Я не солгал. Спроси Джуниора.
— Джуниор подтвердит, даже если ты скажешь, что небо зеленое. Я спрошу врача.
— Он умер.
— Естественно, — заметила она, сухо рассмеявшись. — Как она пыталась убить меня?
— Не надо, Алекс.
— Нет, скажи.
— Нет.
— Чем именно?
— Не имеет значения.
— Говори же, черт возьми!
— Вязальной спицей твоей бабушки, Перепалка началась вполголоса, а закончилась громким криком. Внезапно наступившая тишина оглушила их.
— О господи, — простонала Алекс; закусив губу, она уткнулась лицом в подушку. — О господи!
— Ш-ш, не плачь. Седина не причинила тебе вреда, только себе.
— Но она ведь хотела убить меня. Не хотела, чтобы я родилась. — Все тело ее содрогалось от рыданий. Он принимал их и гасил своим телом.
— Почему врач просто не выковырнул меня, когда занимался ею?
Рид не ответил.
Алекс повернула голову и пристально посмотрела на него. Вцепилась в его рубашку и сжала кулаки.
— Рид, почему?
— Он предложил это.
— Тогда почему не сделал?
— Потому что я поклялся убить его, если он это сделает.
Между ними током пробежало какое-то новое, неизъяснимое чувство. Ощущение было таким сильным, что у нее перехватило дыхание, заболело в груди. Из горла непроизвольно вырвался смутный возглас. На минуту пальцы ее разжались, выпустив ткань рубашки, но потом сжались с новой силой, привлекая его ближе. Ее спина вновь выгнулась дугой, теперь уж не в попытке сбросить его, а чтобы теснее прижаться к нему.
Он запустил пальцы в ее волосы и, склонив русую голову, приник открытым ртом к ее рту. Ее влажные раскрытые губы тотчас отозвались на его поцелуй. Он засунул язык глубоко ей в рот. Она поспешно высвободила руки из рукавов жакета и обхватила его шею. Внезапно он поднял голову и посмотрел ей в глаза. От слез под глазами темнели круги, но голубые зрачки были кристально чисты и смотрели на него спокойно и прямо. Она прекрасно осознавала, что делает. Именно в этом он и хотел убедиться.
