— А я вообще не ожидала развода! — призналась Варвара.
— Вот видишь? Я был малышом, но уже не удивился. Видел, как отец ночью курил в столовой, долго, почти до утра, не хотел возвращаться в спальню и пил какие-то лекарства от сердечной боли. Утром он уходил на работу, не дожидаясь, когда встанет она. Мать выскакивала из спальни всегда злая, искала отца. Не найдя, звонила ему на работу и обязательно находила повод обругать и обидеть. Как он после всего возвращался домой, я завидовал его терпению и выдержке. Другой давно бы выбросил ее из дома и запретил бы показываться вблизи. Я восторгался отцом.
На алтарь семьи он положил всего себя без остатка и сгорел на костре непонимания и презренья разгульной и алчной женщины. Я ни в чем не виню отца. Он всегда был хорошим семьянином, порядочным человеком. Но ему с моею мамашкой очень не повезло. Я никогда не поверю, что они помирятся. При любой ситуации это нереально. И ты, бабуль, не старайся. Вот она нашла себе козла, такого же, как сама, придурка, пусть они и царапаются. Поверь, эти друг друга стоют. Я их понаблюдал. Посмеялся от души. Как в зоопарке живут. Только и подстерегают один другого, за что бы ухватить, где укусить побольнее. А ведь людьми себя называют, интеллигентами. Мразь ползучая! Отморозки…
Варя вспыхнула, но спорить не стала. Она впервые услышала от внука то, что не увидела сама. Он вывернул наизнанку все прошлое семьи, что от нее скрывалось и тщательно пряталось. Ей было больно за дочь, она жалела внука. Андрей вырос, но с матерью уже не помирится и никогда ее не признает. Слишком глубокой оказалась пропасть. Через нее не подать руку, не перепрыгнуть. Она прошла через годы, через сердца и души, и лишь где-то глубоко, на самом дне, замер зов мальчонки, тогда еще верившего в чудо:
— Мама! Ма-ма! Верни-ись!
Варя смотрела на Андрея. У него отняла детство ее дочь. Теперь уж не вернуть сына. Он слишком многое видел, запомнил и пережил, разучившись прощать, перестал любить. Он не понимал и стыдился матери. Он больше не звал ее и не нуждался в ней.
Варвара слушала внука молча. Вздрагивала от иных подробностей, и болело сердце бабы:
— Как же не увидела, не пресекла, не помогла ребенку? Не хотела вмешиваться в дела семьи, передоверила дочери и зятю. Вот и получила! Осталась на улице как собака. Ладно б только я пострадала, а каково пришлось малышу? Внуку досталось больше всех…
— И за что нам такое наказание? — вырвалось вслух невольное.
— Теперь все позади! Не сетуй и не ругай меня, бабуся! Я давно бы позвонил, но мать забрала для своего хахаля мой сотовый телефон, едва отец купил его мне. Нынче папка другой подарил. Вчера принес. Но я уже не возьму его с собой, когда пойду в гости в деревню. В общежитии оставлю, там он целее будет…
Андрейка ушел, не дождавшись Антона с работы. Варвара долго смотрела вслед возмужавшему до неузнаваемости внуку.
Антон, вернувшись домой с работы незадолго до полуночи, очень расстроился, что не встретился с самым долгожданным человеком семьи.
— Это ж надо как я опростоволосился, старый склеротик! Навовсе позабыл про Андрея. Заработался вконец! Пятнадцать скамеек и лавок сделал нынче! Во как! Говорят, что в этом месяце моя получка будет больше директорской. И знаешь, на что хочу ее пустить? Купить тебе норковую шубу!
— Антон! Зачем она нужна? Стоит до небес, а толку — сущий ноль. Ни тепла от нее, ни радости. Скользкая и холодная, как покрашенная крыса. Запах от нее тяжелый, особо, когда намокнет. Были у меня такие шубы. Я их не любила и надевала только по просьбе Виктора. Уж лучше цигейка, овчина, иль шуба из волка, так эти теплые и ноские. Стоют недорого. В них никакой мороз не страшен! — отказывалась Варвара.
— А наши бабы млеют. Говорят, что норковые шубы царицы да князья носили.
— Брешут! Цари собольи шубы уважали, да с горностаевым воротником. Нам такое не по карману. Не надо дорогого барахла! Сколько той жизни осталось? Зачем людей смешить и завистников плодить. Анжелка увидит такую обнову, не переживет. Иль нового хахаля станет искать, иль Мишку собьет с пути, заставит из-под земли такую достать. Не нужно,
Антоша! На кой черт нам такое? Не слушай людей, забудь про эту шубу! — просила Варя лавочника.
Антон сразу поскучнел, нахмурился:
— Для чего я старался, из портков мокрый выскакивал, чтоб эту шубу купить.
— Зачем она летом?
— Так придет же зима! А теперь на них скидки сделали! Дешевле купим!
— Угомонись! Не надо! — серчала Варя, и Антон, согласился:
— Тебе видней… Я порадовать хотел, побаловать. А ты от радостей навовсе отвыкла, — сказал грустно.
— Ты моя радость, — подошла Варвара к Антону, обняла, погладила седеющую голову.
— А что Варюха, давай мы запишемся! Станем на одной фамилии жить, всамделишной семьей, как все путевые люди. А то все в любовниках, будто старые озорники. Даже неловко делается. Уже вовсе седыми поделались, а навроде греховодничаем. Как ты? — спросил тихо.
— Мне уж все равно. Главное, что мы друг у друга есть. Живем не хуже других. Что до фамилии, теперь какая разница? — отозвалась вздохнув.
— Давай запишемся. Нас и похоронят рядом, когда: время придет. Мы и на том свете будем неразлучными, копи к Виктору не сбежишь.
— Не чуди Антоша! Мы еще поживем. А коли хочешь, давай запишемся. Вот Анжелка удивится, когда узнает.
— Пример им подадим. Может, тоже образумятся, ведь в семье все единое, как жизнь…
— Только не для них. Этих двоих я хорошо знаю. Они сбежались на передышку, дух перевести. Эти любить не умеют. У них все только на словах, а в душе сплошная пустота и ночь, — не согласилась Варя.
И добавила горько:
— Даже свое порожденье — родных детей не любят, о себе не говорю, ничего от них не жди. Что им наша радость, если с нее ничего нельзя поиметь! Поверь, чужие за нас больше порадуются.
— Варь, а давай возьмем в свидетели при росписи Людмилу Петровну и Наташку — из общежития. Посидим вечерок, они нас знают, мы их помним, — предложил несмело.
— А почему бы и нет? Можно! — согласилась улыбаясь.
…В тот день Варвара превзошла себя, словно вернулась в прошлое. Сняла домашний халат и фартук, косынку и тапки. Привела себя в порядок и, переодевшись, вышла к заждавшемуся Антону. Тот даже со стула подскочил и встал, вытянувшись в струнку:
— Ну, Варя, тебя не узнать! Чисто королева! Аж страшно подойти! Совсем другая женщина! Моя и не моя! Хоть на колено перед тобой встань! Ну, спасибо тебе! Уважила! — взял женщину под руку и бережно вывел из дома, открыл дверцу машины.
Из Загса они вернулись уже вчетвером. Андрейка не смог прийти, потому что дежурил в тот день по общежитию. Анжелка с Мишкой сослались на отчеты и какое-то срочное совещание, поздравили и просили не обижаться.
