Энтону вспомнился рассказ Гуго фон Деккена о старых африканских охотниках за слонами.
— Наша фамилия Вегкоп, — по-английски представился бур и, бросив оценивающий взгляд на две колоды карт, кивнул компаньонам. — Это мой брат с сыном. Пусть, пока мы будем играть, племянник почитает у костра Библию и вымолит для нас прощение. Он еще молод для этого греха. Карты, как золото и женщины, — воплощение дьявольских козней на этом свете.
— Вот именно, майн герр, — с угрюмым видом поддержал его Эрнст. — Для того мы и созданы: грешить и каяться.
Вокруг комода расставили стулья и поместили в центр импровизированного стола масляную лампу. Братья Вегкопы покивали головами и уселись. Энтон, Эрнст и Шотовер присоединились к ним, Иезавель возилась в лагере.
— Чашку бульона? — предложила миссис Грэхем после того, как мужчины сыграли немало партий. Она разлила бульон в кружки и протянула одну чернобородому молодому человеку, сидевшему на бревнышке у костра с раскрытым «Ветхим заветом» на коленях.
Братья взяли бульон и уставились в свои карты, а затем обменялись взглядами и покачали головами. Энтон старался не смотреть на кучку монет возле себя на столе. Все карманы опустели. Рупии и шиллинги, флорины и гульдены, даже два серебряных доллара и золотая канадская монета перешли к нему. Он перевел взгляд на руки братьев Вегкопов. Никогда еще ни у матросов, ни у фермеров или шахтеров он не видел таких натруженных рук. Короткие толстые пальцы и квадратные ладони казались одной сплошной мозолью.
Младший из братьев хотел прекратить игру, но старший не мог остановиться.
— Главное — вера в победу, — убеждал он брата. Из-под прямых широких полей шляпы и седых косм сверкали борозды морщин.
— У нас больше нет денег. На что мы будем играть? Должно быть, это кара, ниспосланная нам свыше.
— У меня идея, господа, — с довольным видом произнес Эрнст, сгребая деньги и передавая Энтону. — Папа учил меня: деньги — дьявольское проклятие. Зато работа — работа сама по себе — главное богатство. Отставим деньги. Вместо монет сыграем на столько-то дней добросовестного труда — на вашем участке или на нашем.
Седой африканер покосился на пузо немца.
— Гульден есть гульден. — В тусклом свете масляной лампы его глаза приняли стальной оттенок, как ружейное дуло. — Если ты проиграешь, сможешь ли ты работать так, как я?
Эрнст, ни разу не моргнув, выдержал недоверчивый взгляд африканера.
— У меня сломана ключица, но, видит Бог, я сделаю все, что в моих силах. К тому же мой друг, этот славный атлет, готов вкалывать за двоих.
* * *
В своем коттедже в Денби Гвенн мелко дрожала, оттягивая тот момент, когда не сможет больше терпеть и разведет огонь в маленькой печурке. В период с октября до марта каждой шахтерской семье бесплатно выдавали шесть ведер угля в неделю. Разведение огня стало для Гвенн первой в жизни обязанностью. Если поспешить, тепло не продержится весь вечер. А если пропустить момент, понадобится больше угля.
Дрожащими негнущимися пальцами она поискала спичку. И вдруг резко проснулась, почувствовав, как что-то шлепнулось ей на щеку. Гвенн хлопнула ладонью по лицу и ощутила твердый гладкий панцирь большого жука. Он дрыгал ножками, больно царапая ей кожу. Она все-таки раздавила жука и сбросила на пол.
По телу прошла судорога. Гвенн потянулась за сползшим на пол одеялом. И услышала.
Над головой в соломе что-то шуршало. Возбужденно пищали летучие мыши. Потом раздался звук быстрых мелких шажков. И наконец, ей на подушку шлепнулся визжащий зверек, а еще один — на одеяло. Полевые крысы! Гвенн вскочила, стараясь не вскрикнуть, чтобы не испугать Веллингтона. Слава Богу, в своем гамаке из ремней, вырезанных из кожи зебры, мальчик в безопасности!
Под босыми ногами Гвенн задвигался пол. Она перебирала ногами, словно в танце, пока крысы, визжа и рыча, искали выход. Сотни острых коготков искололи ей ступни и щиколотки. Она зажгла висячую лампу. Плотно утрамбованный земляной пол был покрыт живым красно-бурым ковром. Рыжие муравьи!
Через их дом прошло целое войско. Грызуны и насекомые сыпались вниз сквозь солому, выставляя крошечные клещевидные когти. Гвенн увидела у своих ног скорпиона, важно, как паша, восседавшего на спинах двух муравьев. Свисающий хвост без толку жалил насекомых. Рядом упал черный жук-скарабей; лапки облепили рыжие муравьи. Гвенн вспрыгнула на кровать. Ей на плечо опустился жирный паук с облепленными муравьями конечностями.
Муравьи стали карабкаться вверх по ножкам кровати. Самые шустрые уже ползли по одеялу, чувствуя себя немного неуверенно на этой незнакомой территории, шарахаясь то влево, то вправо. К ним присоединились осыпавшиеся со стен. Они были похожи на вышедших из окружения солдат, мечущихся в поисках своей части.
Гвенн съежилась в изголовье, прижав к груди голые колени. Комната жила своей жизнью. Пронзительно заверещал Велли. Веревка, за которую Гвенн покачивала гамак, превратилась в осклизлый красно-бурый кабель. Мальчик кричал и брыкался.
Гвенн сорвала с него облепленное насекомыми одеяло. Муравьи полезли ей на руки. Велли продолжал надрываться. Его белый пухлый животик потемнел от муравьев. Они проваливались в ямку пупка и вновь вылезали на поверхность. На ножках и шее ребенка пролегли широкие темные полосы — шеренги муравьев. Отдельные экземпляры забрались ему в нос и рот. Мальчик отчаянно чесался и царапался.
Гвенн схватила сына в охапку и по ковру из муравьев бросилась наружу, зовя на помощь Мальву с Артуром. Те сами только что проснулись и вместе с хозяйкой устремились к реке. Гвенн окунула Велли в темную воду. При свете луны очистила его кожу от муравьев. Некоторых пришлось отдирать: так крепко они вцепились в детское тельце.
— Мэм-саиб, это муравьи-солдаты! — объяснил Мальва и побежал за керосином. Вернувшись с канистрой, он натер ребенка. Тогда только муравьи оставили мальчика в покое. Их унесла река. Гвенн еще раз искупала Велли у бережка. Он дрожал и лягался.
Мимо них по мосту шествовало муравьиное воинство; некоторые падали в воду. Они заполонили весь остров. Гвенн стояла по щиколотку в воде, прижав к себе малыша. Она велела Мальве развести костер и разбросать угли. За спиной, как будто их режут, квохтали леггорнские куры.
Даже для наших животных, подумала Гвенн, Африка стала злой мачехой. Она села у огня — дала Велли просохнуть. Эта земля не признает их своими хозяевами. Любая вывезенная из дома живность встречала здесь все новых и новых врагов. Блохи. Саранча. Гиены, отгрызавшие у коров вымя. А теперь еще Фонсека и Рейли нацелились на ее коттедж. Как любовно Алан отмечал речными камешками углы их будущего жилища, как корпел над чертежом дома с каменным крылом! Гвенн стоило огромных усилий не разрыдаться.
