с лодки в озеро вслед за своей старой одеждой, но не утонула, а выжила там, на самой глубине, и теперь никак не могу всплыть на поверхность… И никакие аквалангисты на такой запредельной глубине не найдут меня живую, придавленную тоннами чёрной воды… Остаётся только надеяться, что с течением времени моё тело переместится само собой и его прибьёт к берегу… Но что это будет за берег…
– Всё будет хорошо, – она встряхнула головой. – Мы справимся. Вместе. Но ответь: слова тех подонков о том, будто формулу вакцины Боффорта возможно извлечь из твоей костной ткани – это правда?
– Неизвестно, – я пожала опущенными плечами.
– Значит запомни, что я сейчас скажу тебе: никто, кроме меня и тебя, не должен знать об этом, и даже предполагать, будто подобное возможно. В противном случае на тебя откроется настоящая охота. Как на ходячий золотой рудник. Ты меня понимаешь? Даже близкие тебе люди могут однажды захотеть в буквальном смысле отцапать от тебя кусок. Так что держи эту информацию в строжайшем секрете.
– Можно было бы попробовать отрезать мне палец, стали бы миллиардерами, – в попытке пошутить ухмыльнулась я, однако Рокки совсем не оценила моего чёрного юмора.
– Дура! Чтобы я больше такого от тебя не слышала! Трудись, делай своё дело, развивайся и зарабатывай своими стараниями, а не отцапыванием у себя пальцев ради извлечения из них чужих достижений!
– Ты говоришь совсем как твоя бабушка, – на сей раз искренне улыбнулась я.
Рокки тяжело выдохнула, а я задумалась над тем, что она действительно ведет себя со мной, как старшая сестра с младшей, что странно, с учётом того, что я качала её новорождённым младенцем на своих руках.
Мы немного помолчали, прежде чем она заговорила снова:
– Тебе не просто так дали второй шанс, Мирабелла Рашель Рокки Армитидж.
– Вот как?
– Осмелюсь предположить, что он дан тебе за твоё доброе сердце.
– Не такая уж я и добрая.
– Добрее всех, кого я когда-либо знала. – Пауза в пять секунд. – Если ты недобрая, прикинь, каких людей я знавала, – с этими словами она стукнула моё бедро внешней стороной своей ладони.
Мы одновременно рассмеялись. Так я пришла к выводу о том, что человеку важны надежда и воспоминания.
Рокки ушла к себе прежде чем Гранд с Ронаном вернулись к нам с результатом. Я знала, что Гранд обязательно попытается со мной поговорить, даже несмотря на моё нежелание разговаривать. И всё же я не заперла дверь. Решила просто притвориться спящей.
Он пришел примерно через полчаса после ухода Рокки и сел рядом со мной, хотя я с головой спряталась под одеялом.
– Поговори со мной, – он попытался погладить меня по плечу, но я лишь сильнее сжалась. – Рашель…
– Я старуха. Мне восемьдесят один. Ты мне во внуки годишься.
– Ну я ничего такого не вижу. На мой взгляд, ты малявка…
– Внутри я старуха.
– У тебя оранжевые пряди в волосах. Татуировка на всё предплечье. И крышесносная задница.
Я невольно и грустно ухмыльнулась, но из-под одеяла не высунулась:
– Так будет не всегда.
– Так состаримся же вместе.
– Ты серьёзно? – я всё же одним глазом выглянула из-под одеяла и сразу же замерла от увиденного: прямо перед моим носом лежал огромный букет из белых роз, а рядом с ним плюшевый медведь, которого он подарил мне возле кинотеатра.
– Может быть, я подписываю себе приговор, но, Рашель, я ни на секунду не усомнился в том, что хочу остаться с тобой навсегда.
– Невозможно. У нас не будет детей. Я не могу…
– Дождемся, пока Ронан с Рокки состряпают нам младенца, а может даже парочку младенцев. Сама подумай: с внуками и племянниками всегда веселее, чем с родными спиногрызами. Не смотри на меня так. Я ведь по твоим глазам читаю, что ты считаешь меня дураком…
– Я считаю тебя лучшим мужчиной на свете, – с этими словами я снова вся зарылась под одеяло. – Поэтому уходи.
Лучшее проявление женской логики в чистом виде.
Он поднялся, щелкнул выключателем, в комнате стало темно, хлопнула дверь… Я думала, что он действительно ушел, но спустя несколько секунд почувствовала, как его тяжелое тело ложится позади меня и будто обнимает меня всю сразу.
– Я, пожалуй, останусь. Пустишь меня под одеяло и расскажешь мне, какой была твоя первая жизнь?
Ронан зашел ко мне в комнату с букетом красных роз, который, как умный мальчик, он догадался не вручать мне прямо в руки, чтобы не получить им по голове – цветы, серьёзно? И это после того, как он согласно кивнул на то, что я не рассматриваю варианта серьёзных отношений? Положив опасное подношение на комод, он решил начать не с предложения, а с наступления:
– Я забираю тебя к себе. И не дуй губы. У меня в комнате теплее, да и кровать в два раза шире.
Он дело говорил. И так как поводов для отказа у меня не было, я пожала плечами и отправилась в его спальню – почему бы и не потрахаться перед тем, как собрать свои вещи и уехать отсюда навсегда? Тем более в чём в чём, а в сексе Ронан так же хорош, как в резьбе по дереву.
– Мы немного попрессовали их и отпустили. Могу поставить все свои сбережения на то, что они к вам больше не приблизятся. Их смелости хватает только на то, чтобы угрожать болгаркой связанной девушке, но не на то, чтобы предстать перед судом за свои деяния. Они будут молчать. Больше вы о них не услышите… Почему ты не рассказала мне про то, что Рашель тебе вовсе не младшая сестра? Она твоя бабка, а это… Параллельная реальность. И кого вы ждёте здесь, и с какой целью? Кто должен приехать в дом Уолтеров?
– Слишком много вопросов, – я резко развернулась. – Мы знакомы всего несколько дней – с чего вдруг мне делиться с тобой своей личной жизнью? И потом, разве у тебя самого нет тёмных тайн прошлого? – в ответ он вдруг поджал губы, что выдало моё попадание в яблочко. Но в этот же момент я поняла, что эти губы гораздо красивее, когда улыбаются или спокойны, нежели когда выражают эмоцию боли. Наверное поэтому я решила хотя бы что-то да предоставить ему. Так сказать, чтобы провести местную анестезию. – Рашель была приёмной дочерью. Здесь мы потому, что пытаемся выйти на неё, а значит, и на моих, потенциальных биологических родственников. Это было одно из её первых желаний в новой жизни: рисовать и выяснить, почему в младенчестве
