— Вы знаете, что беспокоит меня сильнее всего?
Он что, должен представить ей список?
Она не стала ждать его ответа.
— Что вы уверяете, будто любите женщину, к которой имеете так мало веры.
Мак-Алистер вздрогнул от ее обвинения, как от удара.
— Я верю вам безоговорочно…
— Тогда почему вы оскорбляете меня? — спросила девушка. — Почему предполагаете, что любовь, которую я предложила вам, настолько слаба, настолько переменчива и ненадежна, что я готова отбросить ее и вас вместе с ней только потому, что в вашем прошлом имеются темные пятна? Не позволив вам даже слова сказать в свою защиту?
В его прошлом имелись не просто «темные пятна», как она элегантно выразилась, и ему не в чем было оправдываться и ни к чему защищать себя, но Мак-Алистер понимал, что сейчас не время спорить.
— Я приношу свои извинения.
— Извинения приняты.
И девушка неуверенно протянула ему свою руку.
И, хотя ему непросто было решиться на это, Мак-Алистер выудил из кармана ключ и вложил его в протянутую ладошку. С некоторой растерянностью он смотрел, как она зажала его в кулачке.
— Вы разве не собираетесь отпереть дверь? — спросил он.
— Нет. Я хочу покончить с этим.
— А что же случилось с доверием и…
— Я не имею привычки прятаться от людей.
Пожалуй, он мог бы разозлиться, если бы вовремя не заметил, как уголки ее губ дрогнули и приподнялись в улыбке: она дразнила его.
Мак-Алистер присел рядом с ней на диван, взял ее руку и поднес к губам.
— Я не заслуживаю того, что намерен удержать.
Девушка слабо улыбнулась и сжала ладошку, словно пытаясь сберечь его поцелуй.
— Получите вы меня или нет, заслуживаете этого или нет — все это спорные вопросы. Но, по-моему, вы собирались поведать мне о том, каким солдатом были когда-то.
Мак-Алистер кивнул и отодвинулся от нее, не выпуская, впрочем, ее руки.
— Я работал на Уильяма Флетчера из военного министерства. Мне поручали задания, связанные… связанные с…
— Устранением, — подсказала она.
Он кивнул.
— Да, но только тех, чьи действия угрожали жизни наших людей, то есть шпионов и предателей. Тех, кого нельзя было отдать под суд из-за их чинов и положения, или потому, что они не были подданными Великобритании, или из-за опасности разглашения сведений, которыми они обладали.
— Таких, как отец Джона Герберта?
— Видного деятеля военного министерства, — уточнил Мак-Алистер. — Он продал список наших агентов французам. Многие из этих агентов заплатили за его предательство своей жизнью. Я никого и никогда не убивал из прихоти или за деньги, Эви. Да, мне платили, я не стану утверждать обратного, но я убивал не из-за денег. Я верил в то, что делаю.
— Понимаю.
Эви перевела взгляд на их сплетенные руки. Мысль о том, что человека можно казнить без суда, внушала ей глубокое беспокойство. И тот факт, что каждый солдат, который стрелял в своих врагов на поле боя, по сути, делал то же самое, служил слабым утешением.
— Война — грязное и отвратительное занятие, — пробормотала она.
— Да, так оно и есть. — Мак-Алистер крепче сжал ее руку. — А молодому человеку легко… слишком легко привыкнуть к этой грязи. И даже находить в ней удовольствие. Спустя какое-то время можно забыть, что ты только что забрал чью-то жизнь.
— И поэтому вы отказались от этого занятия? — с надеждой спросила Эви, поднимая голову. — Почему вы мне об этом ничего не говорили?
В комнате надолго повисло тяжелое молчание, прежде чем Мак-Алистер ответил:
— Я не выполнил задания. Убил не того человека.
Сердце болезненно сжалось у девушки в груди.
— Вы…
— Я вижу, это вас удивляет.
— Меня… да, — признала она. — Хотя мне не следует удивляться, пожалуй. В конце концов, вы — всего лишь человек, а людям свойственно ошибаться. Но когда такие ошибки приводят к смерти невинного человека…
— Это была не ошибка, — поправил ее Мак-Алистер, и в голосе его зазвенела сталь. — Не в том смысле, который вы вкладываете в это слово. И он не был невиновным.
— В таком случае, я ничего не понимаю.
Мак-Алистер кивнул, но прошло еще несколько мгновений, прежде чем он заговорил:
— Помните, вы спрашивали меня, удалось ли нам разыскать Бернеттов.
Эви кивнула. Подобные резкие переходы в разговоре явно сбивали ее с толку.
— Вы сказали, что их так и не нашли.
— Я солгал.
Мак-Алистер внутренне подобрался, заметив неприкрытую боль в глазах Эви. Правда, напомнил он себе, и только правда.
— Я нашел его. В том самом доме, где жил человек, которого мне приказали устранить. Он жил под чужим именем и работал — только представьте себе — учителем.
Девушка негодующе фыркнула.
Как ни странно, но ее реакция доставила ему удовольствие.
— Мой подопечный устроил званый ужин…
— И вы намеревались тайно проникнуть в дом и убить человека, дающего званый ужин?
— Нет, мне нужно было ознакомиться с внутренним устройством особняка — как расположены комнаты, где спит прислуга и так далее. Мне удалось получить приглашение на торжество.
А тайком проникнуть в дом и убить хозяина он собирался потом.
— Была ночь. В бальной зале гости пили шампанское. — Купленное, как он прекрасно помнил, ценой жизни четырех славных парней. — Я заглянул в детскую, увидел, что там все спокойно. В соседней комнате спала гувернантка, а еще одну комнату отвели учителю. — При воспоминании о тех давних уже временах на скулах у Мак-Алистера заиграли желваки. — Он еще не спал, сидел за своим письменным столом, дверь была приоткрыта. — Гнев, который он до сих пор подавлял в душе, захлестнул его и выплеснулся наружу. — Он не видел меня. Я мог уйти, вернуться и выполнить порученное мне задание.
— Но вы не сделали этого.
— Нет, не сделал. — Он вспомнил о спящих детях. И вспомнил жесткую, темную полку в маленьком шкафу. — Я убил его. Ради личной мести я провалил задание и ушел.
Эви долго молчала.
— Полагаю, я не хочу знать, как вы это сделали.
Он перерезал горло своему врагу одним движением.
— Конечно.
— Вы жалеете об этом?
— Нет. Во всяком случае, не так, как следовало бы.
— Вы проклинаете себя за это, — негромко заметила, Эви — И вы ждете, что и стану проклинать вас, верно?
— Я…
— Но я не стану делать этого. Я не стану обличать и упрекать вас за то, что вы поступили так, как считали правильным. — Девушка поднесла руку к его лицу. — Я люблю вас. Я люблю вас таким, какой вы есть сейчас и каким вы станете со временем И мне более нечего вам предложить.
