— Ева, ясли эвакуированы. Служба спасения поднимает детей. Нам надо уходить. Скорее.
Ева поднялась на ноги, повернулась и увидела, что Рорк все еще держит младенца.
— Зона вынашивания. Она сказала, что к ней нельзя прикасаться. Если нарушить герметичность, все погибнут. Докажи, что это не так.
— Не могу. — Он схватил ее за руку и вытащил в коридор. — Жизнеобеспечение, искусственные утробы — все это часть системы. Если она отключена, кислород не поступает.
— Как ты можешь…
— Я смотрел. Я уже проверил. Было бы время, можно было бы попробовать обойти команду. Но времени нет. Мы не смогли бы их спасти, не смогли бы вовремя поднять отсеки, даже если бы обошли команду. Мы не можем их спасти.
Ева увидела ужас в его глазах, тот же холодный ужас, что сжимал ей сердце.
— Значит, просто бросим их здесь?
— Мы спасем ее. — Рорк неловко перехватил малышку повыше, стиснул руку Евы и потянул ее за собой. — Бежим! Если мы не уйдем сейчас, нам уже не выбраться.
Ева бежала по трупам тех, кого она убила, по телам мальчиков, созданных, чтобы убивать. Ее преследовал запах смерти, запах крови — ее и Рорка.
Они пролили кровь, но этого оказалось мало.
«Ничто не может остановить зло», — вспомнила Ева. Она сама это говорила.
Внимание, внимание, достигнута красная черта безопасной эвакуации. Весь оставшийся персонал должен быть эвакуирован немедленно. Помещения будут уничтожены через три минуты.
— А не могла бы она заткнуться к той самой матери?
Она хромала, но упорно бежала. Ее бедро полыхало болью. Бросив взгляд на Рорка, она увидела, что его лицо под мазками засохшей крови бело, как кость, и блестит от пота.
Впереди она увидела лифт. Двери были закрыты.
— Их нельзя оставлять открытыми, — проговорил Рорк с тяжелой одышкой и передал ребенка ей. Еву это ужаснуло не меньше, чем ведущийся механическим женским голосом обратный отсчет. — Не было времени усилить безопасность и держать их открытыми. — Он всунул в щель карточку. Раз, другой. — Мать твою! Не считывается! Засалилась от пота, да и в крови вся. — Он вытащил носовой платок и начал полировать карточку, ругаясь на гэльском себе под нос.
Девочка на руках у Евы кричала так, словно ее били молотком.
Красная черта плюс сто двадцать секунд. Помещение будет уничтожено через две минуты.
Рорк еще раз всунул карточку в прорезь, и они прыгнули в лифт.
— Уличный уровень! — крикнул он и снова выругался, когда Ева попыталась передать ему девочку. — Какого черта? Ты же ее держишь!
— Нет, ты ее держи. Я командую операцией.
— Плевал я на это. Я всего лишь шпак.
Ева выразительно положила руку на рукоятку электрошокера.
— Только попробуй передать ее мне, и я тебя поджарю. И это будет самооборона.
Красная черта плюс девяносто секунд. Весь персонал должен быть удален на безопасное расстояние.
— На пятки наступает, — пробормотала Ева. Пот катился у нее по спине.
— Ты знаешь другой путь?
— Эта штука еле тащится. Нет, я тебе точно говорю, этот долбаный лифт мог бы ехать и побыстрее. — Она скрипнула зубами, когда голос объявил Красную черту плюс шестьдесят секунд. — Если мы будем тут торчать, когда там все взорвется, он все равно вывезет нас наверх?
— Вероятно.
Она уставилась на кнопки, словно ее гневный взгляд мог ускорить движение лифта.
— Мы не могли их вытащить при любых раскладах. Что бы мы ни сделали.
— Нет, не могли. — Рорк положил свободную руку ей на плечо.
— Ты взял эту, чтобы я могла оставить остальных. Чтобы мне пришлось уйти, вытащить ее. Чтобы у меня было на руках что-то существенное. Чтобы заставить меня уйти.
— Помимо всего прочего, я надеялся, что именно ты будешь ее держать по пути наверх. У меня уже перепонки лопаются.
Уничтожение через тридцать секунд.
— Если не выберемся, считай, что я тебя люблю и т. д., и т. п.
Рорк засмеялся и переложил ребенка так, чтобы обнять ее за плечи.
— Аналогично. Да, это был крутой подъем.
Когда начался последний отсчет, Ева стиснула его руку.
Уничтожение через десять секунд, девять, восемь, семь…
Двери открылись. Они пулей вылетели из лифта. Ева услышала, что счет дошел до трех, прежде чем тяжелые двери герметически закрылись у них за спиной.
Она подобрала пальто там, где бросила его, и проскочила через складское помещение вместе с Рорком.
Под ногами у нее послышалось глухое громыхание, пол завибрировал. Ева подумала о том, что осталось внизу, в инкубаторах, в отсеках улья. Потом она решительно прогнала эти мысли, затолкала в дальний угол сознания. Не думать об этом хотя бы сейчас. Так или иначе, кошмары скоро вернутся к ней.
Она накинула пальто. Руки у нее дрожали, но видел это только Рорк.
— Мне придется задержаться. Это займет какое-то время.
Он бросил взгляд на полицейское ограждение.
— Можешь не спешить. Я буду снаружи.
— Отдай ее кому-нибудь из патрульных. Скоро здесь будет Детская служба. Они займутся несовершеннолетними.
— Я буду снаружи, — повторил Рорк.
— Покажись врачу, — крикнула Ева ему вслед. — Пусть тебя подштопают.
— В этой клинике? Нет, спасибо.
— Тоже верно, — вздохнула она и отправилась делать свою работу.
Оказавшись на улице, Рорк прошел прямо к своей машине. И опять на него накатила волна облегчения, когда он увидел Диану, лежащую на заднем сиденье, и свернувшуюся рядом с ней малышку Дарби.
Он открыл дверцу и нагнулся, когда глаза Дианы открылись.
— Ты сдержала слово, — сказал Рорк.
— Дина убита. Я знаю.
— Мне очень жаль. Она умерла, спасая… спасая твою сестру. — Диана протянула руки, и он отдал ей малышку. — Она помогала спасти детей.
— Уилсон мертв?
— Да.
— Весь?
— Все, что мы нашли. Уничтожена вся подпольная клиника. Уничтожено все: оборудование, документация, технология.
Ее красивые глаза смотрели на него спокойно и решительно.
— Что вы теперь собираетесь с нами делать?
— Отвезу вас всех к Авриль.
— Нет, это не годится. Тогда вы будете знать, где мы. Ведь она не останется, если вы узнаете, а нам нужно время, прежде чем снова тронуться в путь.
Она была совсем еще ребенком, и у нее на руках было двое детей. И все же в каком-то смысле она была старше его. И не она одна, все они были старше его.
— Ты сможешь добраться до нее самостоятельно вместе с ними двумя?
— Да. А вы нас отпустите?
— Это все, о чем просила ваша мать. Это было ее последнее и единственное желание. Она думала, что так будет лучше для вас. Для всех вас.
Точно так же его мать думала о нем. Его мать умерла, думая, что поступает так, как будет лучше для него. Разве он мог этого не уважать?
