– Я не могу разговаривать в таком тоне, извини.
– Извиняю, малышка. Я прощаю тебе все шалости, ты знаешь. Насыщенных тебе дней. – Стас положил трубку первым, не пожелав дождаться хоть какого-то ответа. На душе было противно, словно в нетопленой, отсыревшей квартире, которой позарез нужно тепло. Дубровин молча смотрел на телефонную трубку. Он вдруг вспомнил, что Даша любит подолгу смотреть на плывущие облака, и, морщась от этой картины, почувствовал, что она тоже вот так, как белое пушистое облако, когда-нибудь унесется вдаль и исчезнет безвозвратно.
Даша приводила в порядок комнату, которая на целую неделю должна была служить девчонкам пристанищем. Убранство ее было более чем скромное: три кровати с тумбочками, старый потрескавшийся полированный шкаф и крошечный шатающийся от самого легкого прикосновения столик. Наспех заклеенные белыми бумажными полосами окна, вероятно, не мылись уже несколько лет. Черкасова поморщилась, увидев между рамами засохших мух и пчел. Приоткрыв оставшуюся без утепления форточку, девушка задернула пыльную занавеску и, обведя комнату взглядом, усмехнулась. На обстановку как в шикарном отеле не надеялся никто. Разочарований в этой связи не последовало. Даша с энтузиазмом продолжала уборку.
Сима с Машей отправились на разведку – им не терпелось посмотреть, что и как обустроено в корпусе, кто поселился в их крыле. Они звали и Дашу, призывая ее оставить в покое веник, но она решила заняться тем, без чего не представляла даже кратковременной остановки. Она не спеша вымыла полы, ванную, раковину, получила у кладовщицы новую лампочку взамен сгоревшей в коридоре. Потом подложила под короткую ножку стола вчетверо сложенный лист бумаги – теперь можно было не бояться, что этот шедевр столярного дела пошатнется в самый ненужный момент. Даша вытерла пыль со стола, тумбочек, в шкафу, заправила кровати, застелив их чистой постелью со штампами. Комната постепенно обретала жилой вид, ушел запах застоявшегося воздуха. Оставалось добавить немного деталей, придающих любому помещению уют. Даша на мгновение задумалась и поставила на столик привезенное из дому зеркальце, подложила под него связанную ею салфетку. Знакомая вещь оказалась как бы на своем месте. Даша подмигнула своему отражению, стараясь прогнать осадок от прохладного расставания с мамой и Стасом. Выход был один – на время забыть обо всем и погрузиться в расслабляющую атмосферу студенческого отдыха.
С удовлетворением взглянув на результаты своего труда, Даша закрыла форточку и принялась развешивать в шкафу свои вещи, оставив несколько плечиков для подруг. К их приходу она переоделась в спортивный костюм, закрепила длинные волосы в пышный хвост на макушке и уже лежала на своей кровати, читая «Трех товарищей» Ремарка. Вскоре неподалеку где-то в коридоре послышался смех Симы. Еще через мгновение подруги стремительно зашли в комнату.
– Нет, вы только посмотрите на нее! – с порога накинулась на Дашу Маша. – И здесь она с книжкой, маньячка просто!
– Оставь ее в покое, – заступилась за подругу Сима, удивленно оглядывая комнату. – Лучше спасибо скажи. Она кудесница – придала домашний уют всему казенному, чем мы будем владеть эти семь дней. Спасибо, Дашуня.
– Не за что, – улыбнулась та, принимая поцелуй в щеку как приятную сердцу похвалу и оценку своего труда. Покосившись на Машу, добавила: – А от тебя, гроза садов и огородов, благодарности не дождешься.
– Мерси, мадмуазель, все идеально. Что умеешь, то умеешь, – присаживаясь на Дашину кровать, сказала Марина. – Отложи книгу-то, приготовься к важной информации.
– Выкладывай, ты не успокоишься, я знаю, – Черкасова внимательно посмотрела на подругу. – Есть на кого глаз положить?
– Ты попала в десятку! Нам необыкновенно повезло – в нашем крыле живут медики! Об этом можно было только мечтать. Наши университетчики в основном в восточном крыле, через длинный переход и столовую. А у нас – рай, девчата! Я уже пару конкретных претендентов видела.
– На что претендовали, если не секрет? – отозвалась Сима, тоже занявшаяся распаковкой своих вещей.
– Не дерзи, сама глазки строила, я видела, – парировала Марина.
– Не спорю, только я это делала очень деликатно.
– Умереть не встать с тебя, Симка. Ладно, ближе к телу. Дашуня, мы познакомились с тремя очаровательными юношами из мединститута.
– О, сбылись твои вожделенные мечты! – сложив молитвенно руки, сказала Даша, глядя в потолок. – Наконец-то в твои сети попадет представитель самой древней профессии. Сергей Незванов отдыхает.
– Маша как всегда преувеличивает: из троих только двое учатся на врача, а третий какой-то левый. От него сильный запах пива и постоянная улыбочка на лице. Мне кажется, он вообще никогда и ничему не учился, кроме как девчонок клеить, – расставила точки над «i» Сима. Поймав свирепый взгляд Марины, подняла руки вверх. – Сдаюсь и не могу не признать, что один из этих очаровательных юношей пленился твоими роскошными формами с первого взгляда.
– Наверное, он жгучий брюнет с голубыми глазами, высоченный и мускулы играют под мягкими складками его свитера? – хитро улыбаясь, спросила Даша. Она знала, что у Марины есть свой образ идеального мужчины. В той части, что касалась внешности, предполагаемое описание было точным.
– Нет, ты ошиблась, – кокетливо поведя плечами, ответила Марина. – Он невысокий, худощавый, рыжий, к тому же в очках. Так что цвет глаз я точно не рассмотрела, но, по-моему, все-таки голубой.
– А второй толстый, с круглым блестящим лицом, но наверняка брюнет с давно нуждающейся в обновлении стрижкой, – разочарованно вздохнула Даша, подмигивая.
– Брюнет, но тоже стройный, с невероятными чернющими глазами. Живчик такой, знаешь, у которого в одну секунду две остроты, – ответила Сима. – Помоему, все трое жуткие бабники. Они проглотили нас, не жуя.
– Короче, сегодня вечером дискотека, – потирая ладони, сказала Маша. – Обзнакомимся, а там видно будет. Наверняка туда придет и тот долговязый юноша, которого Симка пожирала глазами. Два раза оглянулась – представить трудно!
– Да ладно тебе, – смутилась Бреславская, поправляя короткие черные волосы.
– Что за экземпляр такой, на которого наша Симочка обратила внимание? – приподнялась на локте Даша.
– Черненький, высокий, худенький и в таких же, как у нашей красавицы, очках, – прокомментировала Марина. – Очки к очкам, так еще моя бабушка говорила.
– Перестань, Машка, всему есть предел! – Сима покраснела от негодования.
– Не собираюсь ссориться в первый день нашей райской жизни. И вообще я жутко хочу есть. Обед предполагается только часа через два. Не попить ли нам чайку с домашними вкусностями?
– Такой резкий переход от лирики к чревоугодию, – удивленно подняла брови Даша. – Как ты можешь?
– Ты ничего в этом не понимаешь, – отмахнулась Марина, доставая из сумки кипятильник. – Это у меня привычка – хорошо поесть после страсти или в ее предвкушении. Незванов вообще становится жутким обжорой после секса, ест, как слон, куда только помещается. Где наша большая кружка? Я займусь общественно полезным делом. Надеюсь, от крепкого чая никто не откажется?
– Завари, подружка, покрепче, чтобы наши мозги встали на место. Обед не за горами. Мы должны войти в столовую без написанного на лице здорового чувства голода. А тебе, Столярова, вообще нужно подумать о выражении своего лица, чтобы на твоем лбу не было видно отпечатка: «Хочу трахаться!»
Ответом на это обращение Бреславской была тишина, в которой блеснула улыбка Марины. Ей было жаль своих праведных подружек, не испытавших того, в чем она уже давно знала толк. Столярова обвела Дашу и Симу снисходительным взглядом, подумав, что они напрасно лишают себя стольких удовольствий во имя какой-то идеалистической идеи любви к единственному и неповторимому. Марина была уверена, что такого не бывает. Она однажды попробовала нести эту нелегкую чашу – расплескала почти все, а остаток вылила по собственному желанию. Слишком непросто получить то, чего требует твоя просыпающаяся после детского сна душа.
