— Скажи мне, я зачем тебе дал кредитку? — начинат Богдан едва ли не с порога.
— В каком смысле?
— Почему Лика поехала покупать тебе шмотки?
— Что? — ошарашенно переспрашиваю, начиная ненавидеть ее. — Это она тебе сказала?
— Конечно, нет, — устало выдыхает Богдан. — Я ее даже не спрашивал.
Он садится в кресло, откупоривает бутылку с янтарной жидкостью и плещет себе в бокал.
— Лика она… беспечная. Не понимает всей сути нахождения здесь. Для нее это — развлечение. И она решила, что может выезжать. Ты могла с ней поговорить?
— Она сказала, что ты ей разрешил покидать дом. Откуда мне было знать, что это не так?
— Оттуда, что она так же дорога мне, как и ты. Лика мать моего сына. Неужели ты правда думаешь, что я мог закрыть тебя и спокойно разрешить ей гулять?
Я не знаю, что чувствую в этот момент. Просто стою, ошарашенно смотрю на любимого мужчину и не понимаю, почему вообще он решил высказать все это мне. Почему здесь, рядом со мной, точно так же не стоит Лика с опущенной головой и объяснениями. Она не несовершеннолетний ребенок, чтобы я за ней присматривала. И уж тем более мне абсолютно нет дела до того, куда и зачем она ездит. Вот возьми она Ромку, я бы позвонила Богдану обязательно, а так… у нее своя голова на плечах есть, пусть и беспечная.
— С чего ты вообще взял, что можешь винить меня в том, что твоя жена не дружит с головой и не понимает элементарных вещей? Я просила тебе помочь мне, но я не собираюсь выслушивать эти унизительные речи. Лика взрослая женщина — спрашивай с нее.
— Я не пытаюсь тебя унизить, — парирует он. — Я хочу, чтобы ты поняла. Вы здесь, потому что вам грозит опасность. Лика этого не понимает. Я не могу ей объяснить, потому что как ты видишь, она меня не слышит. И не слушает.
— И что ты предлагаешь? — с иронией замечаю я. — Присматривать за ней, как за ребенком?
— Звонить мне. Я с ней уже поговорил по поводу отъездов. Она обещала, что это больше не повторится, но присмотри за ней, уговори не ехать. Скажи, какой Игорь, в конце концов.
Я едва сдерживаюсь от того, чтобы не обхватить себя руками, инстинктивно защищаясь от него. Не понимаю, почему должна присматривать за взрослой самодостаточной женщиной. Хотя нет… понимаю. Потому что Богдан ввязялся во все это ради меня. Возможно, не только ради меня, ведь в конкуренты к Игорю он пошел задолго до случившегося.
— Ты меня слушаешь?
— Слушаю, — киваю. — И я не буду тебе стучать о ее передвижениях. Поговорю с ней, попытаюсь объяснить, но это все… ты вообще понимаешь, о чем просишь?
— Прошу уберешь мать моего ребенка от мести твоего бывшего мужа.
Наверное, он прав… и от этого, если честно, только хуже. Я понимаю, что Лика действительно немного беспечна. Это было понятно еще с того дня, когда она оставила сына на соседку, а сама ушла. Да и в зависимость от запрещенных препаратов она попадала. Понимаю желание Богдана ее защитить, ведь она какая-никакая, а мать. Но я ведь не обязана. Я вообще при осознании, что она так же любит его, как и я, испытываю дикую, жгучую ревность. Не потому, что она мне конкурентка. Скорее нет, чем да, но все же я понимаю, что Лика как нельзя лучше подходит Богдану.
— Хорошо, — цежу сквозь зубы. — Если это все, я могу идти?
Не дожидаясь ответа, разворачиваюсь, чтобы покинуть кабинет.
— Я тебя обидел? — звучит совсем близко.
Я и не слышала, как он встал, так надеялась уйти незамеченной.
— Какие обиды, — говорю, глотая слезы. — Ты прав. Игорь может ей навредить.
— Лера… — он берет меня за руку.
Нежно аккуратно перехватывает за кисть и разворачивает к себе.
По рваному выдоху понимаю, что бокал, выпитый при мне, был явно не первым. Богдан изрядно накидался и виной всему, вполне возможно, Игорь.
— Я пойду, — лепечу, избегая встречи с его взглядом.
— Я тебя обидел…
— Нет, но…
— Но?
— Я не могу делать вид, что лучшая подруга с твоей Ликой. Потому что ничерта это не так, — выдавливаю, решая не держать это в себе. — Не так, понял? Она извинилась передо мной, белье подарила, платье привезла, сказала, что сожалеет и даже с сыном позволила играть, а я… я думаю, как было бы хорошо, не будь ее вообще!
Я прикусываю язык, понимая, что перегнула. Одно дело сказать мужчине, что ревнуешь, а другое — объявить, что больше всего хочешь исчезновения матери его ребенка.
