– Значит, Лене ты подал горячее блюдо под названием месть, а потом выждал время и заставил её сожрать холодным приготовленный десерт. Ты садист. Убийца.
Охваченный лютым гневом, не помня себя, молниеносно развернулся и, схватив девушку за шею, интенсивно затряс её ослаблено тело, она стала похожа на сакральную куропатку в руках кровожадного потрошителя.
– Отпусти, – прохрипела Елизавета, отчаянно хватаясь своими маленькими ручками за моё запястье. – Следы останутся. Сёма меня убьёт.
Плотоядно улыбнулся, всматриваясь в перепуганные карие очи, в которых больше не мерцала уверенность, страх перед неизбежным возмездием заставлял Лизу отступить. Смелость быстро и неотвратимо отступала.
– Моя жена умерла и больше никогда не смей раскрывать свой поганый, грязный рот. Поняла?
– Поняла.
Грубо оттолкнул девицу от себя.
– Пошла вон. Не испытывай судьбу и не играй в русскую рулетку.
Лиза болезненно поморщилась и провела рукой по шее.
– Следы останутся. Что я скажу мужу?
– Что была неудачная попытка повеситься, – рявкнул я и присел на своё кресло. – Тебе сейчас не мужа надо бояться, а меня. Если ещё раз начнёшь говорить о моей жене, то моя рука не дрогнет. Я заставлю проглотить тебя твой поганый язык.
Елизавета тяжело вздохнула.
– Ты убил, воспоминая о Елене. Погубил не только её, но и себя. Превратился в жестокого, бессердечного циника. Добровольно погрузил себя в мир боли и разочарования.
– Пошла вон, – крепко сжал пальцы в кулаки. – Дожил, чтобы меня поучала жизни какая-то проститутка.
Лиза робко пожала плечами и без лишних слов покинула кабинет.
***
Тихо сидел на кухни в кромешной темноте и размеренно осушал стакан виски, размышляя о своей беспутной и не особо счастливой жизни. К своему удивлению, но слова Лизы пронзили острой стрелой моё сердце. А мне казалось, что я уже неспособен испытывать никакой боли, стал железным дровосеком лишённый всяких эмоций.
– Твою же мать, – громко выругался про себя и поставил стакан на стеклянный стол. – Лучше быть искренним грешником, чем лицемерным ангелом. Приятно быть истинно плохим, когда вокруг все лицемерно хороши.
Обессиленно провёл рукой по суровому лицу, вновь и вновь вспоминая ангельское личико Вероники. Уверял себя, что она такая же, как и все бабы: продажная, гулящая, только строящая из себя саму невинность. Специально разыгрывает роль недоступной девушки, чтобы подороже продать своё тело.
Невольно прикрыл веки. А что если я вправду стал слишком циничным, жестоким и несправедливым к людям, особенно к женщинам? Возможно, Вероника является порядочной девушкой, заслуживающей любви и заботы. Непросто же так к ней тянуться Стеша. А как известно, детей очень сложно обмануть, они своим детским сердечком быстро определяют обман и фальшивость чувств.
– Чёрт, – звонко выругался вслух и потянулся к бутылке. Быстро наполнив стакан с уже почти растаявшим льдом и залпом выпил горячительного напитка. – Нет, – подсказывал мне холодный разум. – Эта Вероника, такая же шлюха, как и все, только более хитрая и расчётливая. Очень скоро она проявит свою сучью сущность, ради денег забудет о своих принципах и раздвинет свои ножки. Мне нужно только немного времени и терпения. А что? Это даже интересно. Посмотрим, девочка, как долго ты будешь ломаться и строить из себя недотрогу.
Мгновенно зажмурился, как только на кухне загорелся яркий, раздражающий свет.
– Боже, какой кошмар, – испуганно прокричала Антонина Петровна и схватилась за сердце. – Ты что здесь делаешь в полной темноте?
Приподнял стакан.
– Я не кошмар, я тихий ужас.
– Понятно. Пьёшь, – недовольно буркнула женщина и направилась к столику. Взяв в руку графин, она налила себе воды и жадно сделала пару глотков.
– Пью, – честно признался я, не видя смысла сопротивляться и не желая отвергать очевидного факта.
Антонина Петровна грустно ухмыльнулась и присела напротив меня.
– Только не говори мне, что ты пьёшь из-за этой девицы?
– Какой девицы? – На мгновение мне показалось, что моя старая добрая Тоня проникла в мою голову и прочитала все сокровенные мысли.
– Из-за Лизы, – гневно прорычала она. – Из какой же ещё? Я видела, что она пару часов назад выскочила из дома сама не своя. Меня чуть с ног не сбила. Тоже мне сука-гончая.
Игриво помахал указательным пальцем, – как некрасиво, Тоня, так говорить о женщине.
– Она не женщина. А самая настоящая сука. Гуляет от мужа налево и направо.
– Сука, но не гончая, а борзая.
Антонина махнула рукой.
– Хрен редьки не слаще. Надо тебе завязывать эти отношения. Не пара она тебе. Пусть живёт своей жизнью и держится подальше от нашего дома.
Хмельным взором посмотрел на сварливую женщину. Я никому не позволял вмешиваться в свою личную жизнь, даже родителям, но Тоня была исключением из всех правил. Она воспитала меня, я всегда внимательно выслушивал её мнение, но не всегда к нему прислушивался.
– Сынок, не стоит водить в дом, где живёт твоя дочь таких женщин. Это неправильно. Какой пример она подаёт Стеши.