– То есть я поеду сейчас в больницу?!
– Конечно. Мы поедем. У нас очень много работы. Кто-то вчера ушел без спроса, ничего не сделав, так что сама понимаешь. На завтрак у нас еще десять минут.
– Мне нужно домой. Тут идти от вас максимум минут десять. Я приеду вовремя. Просто мне нужно переодеться.
– Нет. На тебе выстиранная одежда, пусть и не подходящая для практики. Завтра придешь так, как я тебе сказал, а сегодня я потерплю, – безапелляционно произнес Лукьянов, отправляя в рот кусочек лепешки.
– У меня куда-то пропали чулки. Вы случайно не знаете где они?
– Знаю. На мне. Мои как раз износились, поэтому я надел твои на свою прекрасную голень, – спокойно, Аня. Не поддавайся на провокации. Дыши глубже.
– Я серьезно. Вы их не снимали с меня?
– Нет. Будет тебе уроком на будущее – смотреть в свой бокал, если уж решишь напиться.
– Мне нужны новые. Это неприлично, ходить с обнаженными ногами. В общем, мне нужно домой.
– Неприлично ходить с вонючими ногами. Пусть твои ноги сегодня дышат. Домой ты не пойдешь. Ешь, у нас восемь минут на завтрак.
***
– Почему на заднее сиденье?
– Чтобы вас не видеть.
– У тебя туго с логикой. Сзади обзор лучше. А спереди надо будет поворачивать голову влево, чтобы меня узреть. Пересаживайся. Живее, Аня. Давай, давай.
Нехотя пересаживаюсь на переднее сиденье, и машина трогается с места. Спустя несколько минут я зачем-то посмотрела на себя в зеркало. Кошмар. Бледная, с синими кругами под глазами. Жесть! Недолго думая, стала наводить красоту. Ровно до тех пор, пока машина резко не свернула вправо.
– Вы это специально?! – возмущенно бросаю я.
– Да, – как ни в чем не бывало отвечает он. – Я тебе русским языком вчера сказал, как надо выглядеть на моем отделении.
– Нет таких правил в больнице. Нет! – громко повторяю я, хватаясь за тушь. Возможно, я камикадзе, но это еще больше раззадорило меня навести реальный макияж. Ну и духи. Обязательно ими воспользуюсь. Вот прямо в его машине.
Правда, в этот раз я была более осторожной. И воспользовалась тушью только тогда, когда мы остановились на светофоре.
– Да, – многозначительно протянул Лукьянов. – Тяжело тебя придется по жизни, Анечка. Тебя в детстве родители не били?
– Конечно же, нет.
– Оно и видно. Но все впереди. Нос не чешется?
– Нет.
– А все равно битой будешь ходить.
– Это угроза?
– Скорее, предположение.
– Ну-ну, предполагайте, – достаю из сумочки флакон с туалетной водой и демонстративно наношу на шею и запястье.
– Это ты зря.
***
– Ты точно запомнила анамнез заболевания? – нависая надо мной, уже в третий раз переспросил Богдан, спасибо бейджику, Владимирович.
– Да.
– Повтори.
– Что здесь, блин, повторять? Пациент не в адеквате. Просто переписать все с блокнота на компьютер.
– Я твои каракули не разбираю.
– Ну на то они и мои. Я все поняла: контакт с больным затруднен в виду когнитивных нарушений. Анамнез собран со слов дочери больного. Ухудшение самочувствия с третьего июля в виде малопродуктивного кашля, ломоты во всем теле и повышение температуры тела до 38,9С. Утром, седьмого июля, в связи с ухудшением состояния, дочь больного вызвала скорую медицинскую помощь. Тра-ля-ля-ля был доставлен к нам.
– В виде сухого кашля, преимущественно в вечернее время. В течение трех дней принималась следующая лекарственная терапия: амоксиклав два раза в день по одной таблетке утром и вечером, а также отхаркивающие средства в виде сиропа и таблеток. Названия препаратов дочь не помнит. Врача не вызывали, лекарственные препараты принимались без назначения врача. Утром, седьмого июля, в связи с чем она вызвала скорую? – раздраженно бросает Лукьянов, наклоняясь к моему уху. Ощущение, что он мне сейчас его откусит. Без мочки уха я буду безусловно не так красива.
– В связи с ухудшением состояния.
– Что у него ухудшилось? Зрение? Слух? Понос настиг?! – чуть ли не орет в ухо, вызывая уже реальный страх.
– В связи с сохраняющейся температурой тела до 39,0C. Вы не могли бы мне так не кричать в ухо, – перевожу взгляд на его лицо, шумно сглотнув слюну. – И не дышать так близко.
– Мог бы. Но мне так больше нравится. В связи с сохраняющейся температурой тела до 39,0С и непрекращающимся сухим кашлем. А дальше твое тра-ля-ля куда он был доставлен. Ты все запомнила?
– Да, – закрываю глаза, не в силах на него смотреть.
– Не забудь указать в эпиданамнезе, что у него гепатит С.
– Хорошо. Укажу.
– Я пойду в нашу реанимацию. После того, как заполнишь, дуй в десятую палату опрашивать нового больного. Потом пойдем вместе. Осматривать его без меня не надо. Ты все поняла?
– Да.
Как только Лукьянов вышел из кабинета, облегченно выдохнула. Чувствую себя самой настоящей тупицей. А ведь я не тупая и много чего знаю. Как так получается, что я выгляжу какой-то двоечницей с куриными мозгами? Обидно и противно от самой себя. Как, блин, собраться и хотя бы выглядеть увереннее?
– О, ты тут. А я тебя везде ищу. Трубку не берешь, – перевожу взгляд на Юсупова и меня накрывает волной злости. – Ты как?
– Прекрасно, – зло бросаю я. – Если бы мне кто-то еще не подсыпал что-то в напиток, вообще было бы круто.
– Ань, да никто тебе ничего не подсыпал. Ты на меня, что ли, думаешь? Это тебе Богдан сказал?
– Нет. Сама догадалась.
– Что за бред? На кой черт мне это надо?
– Понятия не имею. На мне были чулки. Куда они делись, ты не подскажешь?
– Мне откуда знать? Тебя Богдан раздевал, а не я.
– Он их не снимал.
– Тебе-то откуда знать?! Ты в отрубоне была.
– Я знаю, что это не он. Вопрос, кому понадобились мои чулки, остается открытым. Как и то, что ты, зная, что со мной случилось, мог бы и поинтересоваться потом моим самочувствием. Однако, не срослось.
