— Ты не полюбил…
— Настя, — предупредительным тоном заявил я, прижимая девушку к себе. — В день, когда мы с тобой расстались, — прошептал с незримой болью в душе и Настя вздрогнула, явно от нахлынувших воспоминаний. — Выехав на трассу, я думал только о том, как сильно люблю тебя, — услышав мои слова, девушка обернулась и застыла в неверии, распахивая свои большие, наполненные влагой, глаза. — Я думал о тебе и моем ребенке, и о том, что хочу быть с рядом вами. Быть рядом с тобой, моя кошечка, — ласково протянул, прикасаясь губами к ее бархатистой, солоноватой от слез, щеке. — Для меня что тогда, что сейчас, важна только ты и ничего больше.
— Почему ты тогда не вернулся? — надрывным тоном пробормотала она, уткнувшись лбом в мою шею. — Я так тебя ждала.
— Я собирался вернуться, — объяснил шепотом. — Развернулся в сторону дома, но меня окружили люди Самойлова, — прошептал тихо, стоя с ней в обнимку в гостиной. — Столько всего нового я узнал в тот вечер, — ухмыльнувшись, покачал головой, гладя ее по спине.
— Мне очень жаль, — сбивчиво выдохнула она, прижимаясь ко мне.
Мы замолчали на несколько минут, слушая биение сердец друг друга.
— Давай, ты потихоньку соберешь свои вещи, — протянул я. Хотелось поскорее забрать ее к себе, а уже утром поехать в клинику, чтобы получить необходимые справки для ребенка. — Возьми все самое необходимое, что можно унести на машине. Как сыночек проснется, мы сразу же поедем ко мне.
— Мы никуда не поедем, — девушка покачала головой, отстраняясь от меня. — Михаил, я рада, что ты открылся мне, но мне нужно все обдумать и принять решение, — холодно проговорила она и подобной резкости из ее уст в свой адрес я никогда не замечал. — Я тебя еще не простила.
Михаил? А как же ее нежное обращение? Как это не простила?
Ее слова сжали мои внутренности колючей, ржавой проволокой. На миг мне показалось, что в ее глазах промелькнул хитрый блеск, но я покачал головой, заметив прежнюю растерянность в ее взгляде.
— Но Настя… — не найдя подходящий аргумент, пробормотал я в отчаянии. — Пожалуйста…
— Сыночек тоже будет со мной, — скрещивая руки на груди, девушка посмотрела на меня с вызовом и тогда я все понял. Это была извращённая, маленькая месть с ее стороны за все, что я с ней сделал.
— Конечно сыночек будет с тобой, — отчаянно добавил снова и глаза Насти засияли. Если она до этого момента страшилась того, что я смогу отобрать у нее ребенка — теперь же, мои позорные попытки вымолить у нее прощение доказали ей обратное. — Но я тоже хочу быть с тобой, — выдохнул я жалобно. — Я могу переехать в этот дом к тебе, — глотая унижение, проговорил я, жмурясь.
Никогда в жизни не позволял себе подобного. Но я был готов на это, лишь быть рядом с семьей.
— Моему сыну нужна спокойная атмосфера, — подняв голову, девушка выдохнула, протирая влажные глаза. — Как и мне, — этой фразой она отправила меня в нокаут, обескураживая, лишая дара речи. — Будет лучше, если мы с тобой побудем пока на расстоянии.
На расстоянии? Настя больше не плакала, но в короткий срок изменилась, показывая мне свой характер. Она больше не признавала меня и даже не позволила быть к ней ближе.
— Можешь навещать его каждый день, — добавила она тихо.
— Навещать? — сузив глаза в прищуре, спросил я. — Собственного сына?
— Да, — уверенно ответила она, бессознательно вытягивая губы сердечком.
— Сколько времени это продлится? — выдохнул я.
— Посмотрим, — Настя повела плечами. — Знаешь, лучше тебе быть рядом с отцом в Москве, а мы прилетим тогда, когда я посчитаю нужным.
Хотелось сбить спесь с ее гордого лица своим настырным поцелуем, но отчего-то в моей груди разливалось тепло при мысли о том, что она перестала бояться и паниковать. Такую Настю мне было проще расположить к себе.
Но строго наказать ее я все равно был намерен.
Не удержавшись, сделав шаг вперед, притянул ее к себе и прижался к ее наглым губам, которые посмели говорить со мной в подобном тоне.
— Будь по-твоему, — причмокнув громко, через силу проглотив очередное унижение, проговорил прямо в ее сладкие губы, трясясь от злости и возбуждения. — Пока что, по-твоему.
Я все терпел, исполняя все Настины прихоти. Мне пришлось терпеть ее надменные выходки больше недели, проводя по несколько часов в день у Вайсманов или же, в местном парке у их дома, когда Настя позволяла мне выходить с ней и с Альбертом-младшим на прогулку. Мы уже называли сына именно так, по имени, хотя у Насти из уст изредка все равно проскакивали прозвища вроде «ангелочек», «булочка», «котик», и мне это, признаться, безумно нравилось.
На все мои вопросы о том, когда же мы сможем улететь в Москву, Настя отмахивалась, переводя тему или же, просто завершая разговор. Благо отца Насти не было в Цюрихе, который был категорически негативно настроен в мою сторону.
Однажды мне все же пришлось полететь домой одному, чтобы навестить папу лично, несмотря на ежедневные отчеты о состоянии его здоровья от помощника.
И еще, моя милая женушка не позволяла мне больше прикасаться к ней. И я был паинькой, как она того хотела. Даже мимолетные поцелуи в щеку воспринимались враждебно, а про поцелуи в губы я и вовсе мог позабыть. А хуже всего то, что выглядела она просто великолепно, дразня меня своим внешним видом, ослепительной красотой, которая в стократ возросла в ней, стоило Насте родить моего сына. Я лез на стену от отсутствия жены, особенно по ночам, в холодном номере отеля.
