Легким движением пальцев Лопес прикоснулся к крестику у себя на груди.
– Его родственники очень огорчены происшествием, и их можно понять. Если позволите, я мог бы с ними связаться и завершить заупокойную службу. Не здесь, – пояснил он, прежде чем Ева успела возразить. – Я смогу договориться и перенести отпевание в другое место, но они должны похоронить своего отца, деда, прадеда, друга. Они должны завершить ритуал. Мистер Ортиц достоин уважения.
Да, это Ева понимала. Она уважала права мертвых.
– Мне надо кое с кем поговорить прямо сейчас. Я постараюсь закончить тут все побыстрее. И я прошу вас подождать меня в приходском доме.
– Я подозреваемый? – Казалось, эта мысль не потрясла его и даже не удивила. – Это я дал Мигелю оружие, которое его убило.
– Совершенно верно. И не вы один. На данный момент практически все, кто входил в церковь и имел доступ к этой комнате… к ризнице, являются подозреваемыми. С Гектора Ортица я подозрение снимаю, но это все.
Опять он улыбнулся.
– Вероятно, можно исключить младенцев и малолетних детишек, их было несколько десятков.
– А вот не скажите… У меня малолетние дети вызывают серьезные подозрения. По-моему, они способны на все. Нам надо будет осмотреть комнату Флореса в приходском доме. Я постараюсь убрать мистера Ортица с места преступления, как только смогу.
– Спасибо. Я подожду дома.
Ева вывела его, заперла за ним дверь, потом велела ближайшему патрульному привести второго свидетеля из числа полицейских, а сама тем временем еще раз обошла кругом труп Флореса. Красивый парень. Рост где-то футов шесть, о телосложении судить трудно под всеми этими смешными одежками, но она проверила его официальное удостоверение личности. Там был указан вес: сто шестьдесят фунтов. Стало быть, он вполне строен.
Правильные черты лица, пышная черная шевелюра с проблеском седины. Симпатичнее, чем Лопес, подумала Ева. Стройнее, моложе. Что ж, среди священников тоже всякие попадаются, как и среди обычных людей.
Считается, что священники не должны заниматься сексом. Надо будет кого-нибудь спросить, откуда взялось это правило, – просто на всякий случай. Впрочем, некоторые священники нарушают правила, оттягиваются на всю катушку, как обычные люди. Может, Флорес не был страстным приверженцем целомудрия.
В таком случае его можно понять.
Может, он оттягивался не с тем, с кем следовало бы. Рассерженная любовница, рассерженный муж любовницы. Любил работать с молодежью… Может, любил оттягиваться с несовершеннолетними? Мстительный родитель…
Или?
– Лейтенант Даллас?
Ева повернулась и увидела горячую штучку в строгом черном наряде. Наверное, таких женщин называют миниатюрными, решила Ева. Росту в ней было не больше пяти футов пяти дюймов, и это еще на каблуках. Волосы у нее тоже были черные, гладко зачесанные назад и уложенные в аккуратный пучок на затылке. Огромные миндалевидные глаза светились неземным изумрудным блеском.
– Грасиелла Ортиц. Офицер Ортиц, – добавила она, словно спохватившись.
– Офицер. – Ева спустилась с алтарного возвышения. – Вы родственница мистера Ортица?
– Дедуля – мой прадедушка.
– Примите мои соболезнования.
– Благодарю. Он прожил хорошую и очень долгую жизнь. И сейчас он уже на небе с ангелами. А вот отец Флорес…
– Вы не думаете, что он на небе с ангелами? – осведомилась Ева.
– Надеюсь, что он там. Но он мало пожил и не умер мирно в своей постели. Я никогда в жизни не видела подобной смерти. – Грасиелла вздохнула. Вздох получился прерывистый и судорожный. – Мне надо было действовать оперативнее, оцепить место преступления. Мы с моим кузеном – Мэтью работает в отделе наркотиков – должны были сразу понять, что к чему. Но Мэтт оказался в задних рядах, я стояла ближе. И я подумала… мы все подумали, что у отца Флореса какой-то приступ. Доктор Паскуале и мой дядя – он тоже доктор – пытались ему помочь. Все произошло так быстро… Три-четыре минуты, не больше. Поэтому тело было сдвинуто и целостность нарушена. Мне очень жаль.
– Расскажите мне, как это произошло.
Грасиелла пересказала ход событий, описала всю сцену, как и отец Лопес.
– Вы лично знали Флореса?
– Да, немного. Он венчал моего брата, когда брат надумал жениться. Отец Флорес много времени уделял молодежному центру. Я тоже стараюсь там бывать, когда могу, поэтому знаю его по этой работе.
– Впечатления? – спросила Ева.
– Отзывчивый, дружелюбный. Участливый. Он умел находить общий язык с уличными подростками. Я даже подумала, что он сам, наверное, был уличным мальчишкой в свое время.
– Он проявлял особый интерес к кому-нибудь из подростков?
– Я ничего такого не замечала, – покачала головой Грасиелла. – Но мы с ним не так уж часто сталкивались.
– А к вам он проявлял интерес?
– Интерес? Нет. – Казалось, этот вопрос шокировал Грасиеллу, потом она задумалась. – Нет-нет, ничего такого не было. По-моему, ему ничего подобного даже в голову не приходило, и я никогда не слышала, чтобы он нарушал обет целомудрия.
– А вы бы услышали, если бы он нарушал? – живо поинтересовалась Ева.
– Я не знаю, но моя семья – а она очень многочисленна, – активно участвует в жизни церкви. Это же наш приход. Если бы он к кому-то приставал, если бы только собирался пристать, скорее всего, этот кто-то оказался бы в родстве или как-то связан с семейством Ортиц. А семейные сплетни у нас – это святое. Моя тетя Роза прислуживает в приходском доме, и уж она-то точно ничего не упускает.
– Роза Ортиц? – уточнила Ева.
– О'Доннелл, – улыбнулась Грасиелла. – Мы приветствуем разнообразие. Это убийство, лейтенант?
– На данный момент это подозрительная смерть. Вы могли бы поговорить с членами семьи, узнать их впечатления?
– Вряд ли в ближайшее время члены моей семьи будут говорить о чем-нибудь другом, – заметила Грасиелла. – Попробую расспросить тех, кто знал его лучше, чем я.
– Хорошо. Я собираюсь выдать тело вашего прадедушки родным. Соберите родственников вместе с вашим кузеном и займитесь этим, как только мы тут закончим.
– Спасибо, – поблагодарила Грасиелла.
– Вы в каком участке? – продолжала Ева.
– В двести двадцать третьем. Это здесь, в Восточном Гарлеме.
– И давно вы на службе?
– Почти два года. Я хотела стать адвокатом, но потом передумала.
«Ты скоро опять передумаешь, – сказала себе Ева. – Копов с такими жгучими зелеными глазами просто не бывает».
– Я позову свою напарницу, и мы выдадим вам гроб. Если что-то вспомните насчет Флореса, обязательно дайте мне знать. Вы меня всегда найдете…
– В Центральном управлении, – закончила за нее Грасиелла. – Я знаю.
Когда Грасиелла, цокая высокими каблучками, вышла из церкви, Ева еще раз окинула взглядом место преступления. Очень много мертвецов в одной маленькой церковке, размышляла она. Один в гробу, один на алтаре и еще один, взирающий на первых двух с огромного креста.
Первый умер в своей постели, прожив долгую жизнь, второй умер мгновенно, ну а третьему пробили ноги и руки гвоздями, чтобы повесить его на деревянном кресте.
Бог, священник и набожный прихожанин. По мнению Евы, из всех троих самый тяжкий жребий выпал Богу.
– Не могу решить, – призналась Пибоди, пока они, огибая церковь сзади, шли к приходскому домику, – нравятся мне все эти статуи, витражи и свечи или жуть нагоняют.
– Статуи слишком похожи на кукол, а куклы уж точно жуть нагоняют. Так и ждешь, что они вот-вот мигнут. А те, что вот так улыбаются? – Не разжимая губ, Ева изобразила улыбку. – Сразу ясно, что у них там зубы есть. Большие, острые, блестящие зубы.
– Я об этом как-то не думала… Ну вот, теперь буду думать.
Два ящика с цветами украшали окна маленького скромного дома, который занимали священники. Безопасности – ноль, отметила Ева. Стандартный замок, окна распахнуты настежь навстречу весеннему воздуху и ни кодов, ни сенсорной пластинки для ладони, ни камер наблюдения.
