17-2
Дженна вскинула светлые брови насмешливо и промолчала. Этому она тоже научилась у мужа — знать, когда вопросы задавать не нужно, собеседник и без подсказок расскажет все сам. Так и случилось: Ольг молчать не умел. Недаром он был учеником Нарана, самого главного “болтуна”, то есть посла народа кохтэ.
— Ты была совсем другая, особенная. Иштырки, они все мелкие, чернявые, крикливые. Не женщины, а галки. Вечно шумят, ругаются, что-то делят, о чем-то спорят. Вон, как Илгыз твоя — с такими же вечно недовольными рожами.
Дженна фыркнула, с удовольствием понимая, что родственница ее сегодня в своем шатре красивого большого мора не дождется. Красивого даже со шрамами — кохтэ считали их знаками доблести, гордились. Разумеется, от внимательного взгляда ханши не ускользнули маневры “сестрицы”, но увы, она потерпела поражение. Так ей и надо, гордячке!
— Морки другие, да? — невинно заметила Дженна, ловко цапнув лепешку.
— Совершенно! — жарко воскликнул Ольг. — Они такие… мягкие, плавные. Полные достоинства, пожалуй.
Да, он был в восторге от моревских женщин. Во-первых, они умели молчать и слушать. Во-вторых — почти все блондинки, как Дженна. С круглыми лицами, с румяными щеками, со светлыми большими глазами. Красавицы все как одна! Статные, округлые — подержаться есть за что. До Дженны ему было не дотянуться, куда там. Такая звезда только хану принадлежать может. А вот, к примеру, Велеслава, горничная княгини Вольской, очень даже доступной была. А еще мягкой, щедрой на ласку и заботливой. Эх, славное было время!
— Вот ты же женщина, Дженна, да? Ну, с духом воина в груди, но женщина ведь?
— Детей рожаю, значит, женщина, — философски ответила ханша, жмурясь.
— Так как вас, женщин, понять, а? Что вам вообще нужно от нас?
Хм, так вот что ты ищешь, княжич. Вот почему ты так спокойно, мимолетом, говоришь о былых чувствах! Женщина — твой нынешний демон, которым ты одержим. Это хорошо, это правильно. За каждым сильным мужчиной должна стоять верная подруга. Нехорошо человеку быть одному.
— Рассказать тебе сказку, Ольг? — Дженне было, что поведать другу. — Старая сказка из моего народа.
— Расскажи, я люблю сказки.
— Слушай, значит. Жил-был царевич. И умен, и пригож, и смел. Ездил он по своему царству, творил правду, искал истину. И однажды заблудился в глухом лесу. Долго плутал, целый день, и ночь, и еще день. Нашел избушку. Постучался он в двери. Открыла дверь безобразная старуха, вся скрюченная, песок из задницы сыплется. Накормила, напоила да уложила спать бедолагу.
Ольг молчал, кусая губу и потупив взгляд. Откуда она знает, откуда? Провидица? Не замечал он за Дженной такого дара раньше. Все женщины — ведьмы! Стало отчего-то нестерпимо стыдно.
— А ночью царевич проснулся, — продолжала ничего не подозревающая Дженна. — И увидел, что старуха превратилась в красавицу. И до того она была хороша, что он влюбился немедленно. Упал на колени и попросил стать ее женою своей.
— Ну и дурак, — немного ожил мор. — Приворожила его ведьма, да?
— Нет. Не ворожила. Сказала только, что заклятье на ней страшное: днем она — старуха, а ночью — красавица. Но можно и наоборот, конечно. Это как муж захочет. Или ночью, с ним в постели, она молодая, а днем все видят, что жена его страшна как шулмус (*уродливый степной демон), или наоборот — люди днем видят красавицу…
— А в постели — чудище лесное, — подхватил развеселившийся Ольг, поняв, что Дженна рассказывает не про него.
— Именно. Вот ты, мужчина и будущий князь, как бы выбрал?
— Ну… сложно, — признал мор. — Спать с чудищем — приятного мало. Но и когда люли будут пальцем тыкать, тоже неправильно. Жена — она ж мужа должна украшать. Тем более, княгиня. Или там царевишна. Ей гостей привечать, милостыню подавать, нищих кормить, суды вершить. Старуху, да еще и ведьму, никто не примет. Но и на ночь ее в горнице запирать и про супружеские долги забыть — да зачем это нужно? Себя не уважать, полюбовниц завести при живой жене? Какая же это любовь? Нет, дудки. Сложная загадка, Дженна. Проще уж сбежать.
И засмеялся грустно, зубами белыми сверкая. Он вот — сбежал. Дурак и трус потому что.
— Вот и царевич загрустил, — кивнула ханша понятливо. — Думал, думал, потом понял, что и так ему плохо, и так не по нраву, да и сказал: выбирай сама, любимая. Пусть будет так, как ты хочешь. Ты взрослая совершеннолетняя женщина, без меня прекрасно много лет жила и теперь проживешь, своя голова на плечах есть. Вот и решай — не мне тобой командовать. Хочешь — будь старухой. Хочешь — красавицей. Я тебя любой приму.
— Охренеть, — прокомментировал изумленный Ольг.
— Ага. И оборотилась в тот момент ведьма красной девицей, и сказала царевичу: “За то, что ты мне выбор дал и принял меня такой, какая я есть, буду я всегда красивой, пока ты меня любишь”. Вот так. Потому что женщины хотят, чтобы их любили и в то же время не неволили и ни к чему не принуждали.
Ольг захлопал глазами, весь покраснев. Такого поворота истории он не ожидал. Зато — вдруг понял, что ему нужно делать. Вскочил, кинув растерявшейся Дженне:
— Спасибо, я все понял! Спасибо!
— Куда же ты, а Баяра дождаться?
— Потом! Некогда! Приеду скоро с женой — вот и поговорим!
И помчался коня седлать. Быстрее, быстрее, только бы не опоздать! Только бы Марика дождалась, не натворила глупостей! Ведьма его… любимая!
