Я тебе объявляю войну

- А вы с сестрой всё-таки похожи.

Конечно, это была неправда. Но чтобы скорее отвязаться, я не стала спорить - ответила:

- Неудивительно, раз мы - родственники.

И только собиралась сказать - ну хватит пялиться на фотки, пора спать, как Денис Сергеевич выудил новое фото. Где мы были вдвоем с Королевым. Никогда не забуду: это фото было сделано в день выпускного Сергея и Алевтины. Я тогда еще пребывала в счастливом неведении насчет их отношений и радостно улыбалась.

- «Love alters not with his brief hours and weeks,
But bears it out even to the edge of doom», - сказал вдруг Морозов.

Между прочим, это был отрывок из последнего переведенного нами сонета. Я вспомнила, как мы спорили насчет толкования первых строк этого сонета. Там был двойной смысл - "да не признаю я, что возможны препятствия для союза верных душ" и "пусть я не буду препятствием для союза верных душ"*. Но сейчас Денис Сергеевич процитировал другую фразу: «любовь не меняется с быстротекущими часами и неделями, но остается неизменной до рокового конца».

Зачем он это сказал? В голове промелькнуло, как я недавно смотрела в глаза Королеву и ничего при этом не чувствовала.

- Почему вы вдруг вспомнили самую тупую фразу из всех сонетов?

- Тупую? - переспросил он.

- Неизменной любви не существует.

- Откуда ты можешь знать, что ее не существует? - даже при свете свечи я увидела, как Денис Сергеевич прищурился. - Разве ты когда-нибудь любила по-настоящему?

Что еще за выпад?

- А вы откуда можете знать, что она существует? - парировала я. - Разве вы когда-нибудь любили по-настоящему?

И тут же пожалела, что это сказала.

- О! Я вижу, тебе многое обо мне известно, - заметил Морозов. - Интересно, где ты почерпнула такие сведения? Ах, да! Ты же читала мою книгу!

- Что? - от удивления я покачнулась и чуть не упала.

- Я потом нашел следы: в некоторых местах рукописи ты чернила размазала.

Вот же черт! Хорошо, что темно и не видно, как я смутилась.

- Конечно, после этого ты могла сделать вывод, что я никого никогда не любил. Ни по-настоящему, ни… вообще никак, - продолжил он. - Только, Вика, я ведь писал эту книгу несколько лет назад. А сейчас достал переписывать. Теперь я знаю многое про любовь. Знаю, что она может залечить любые раны.

Меня эти слова будто ножом полоснули. Так и хотелось съязвить: «… только чтобы залечить ваши раны, потребовались двухметровые ноги».

Конечно, ничего подобного я вслух произнести не могла. Просто сказала:

- Спокойной ночи, - и вышла из комнаты, отправившись на кухню прикладывать лед к ноге.

Как жаль, что к сердцу лед не приложишь! Оно продолжало полыхать - от негодования и обиды. Сон как рукой сняло. Нет, вы только посмотрите - этот ценитель юных красоток еще будет рассказывать мне о настоящей любви!

Заснуть удалось лишь к утру. Проснулась я часов в десять от умопомрачительных ароматов, разносящихся по квартире. Проковыляв на кухню, обнаружила, что Морозов…? Чего? Готовит завтрак?