Почему я?
Попросив Марка не приходить, развернулась и ушла. Не оглядываясь и не делая попыток объясниться. И он неожиданно послушал. Не появлялся все те дни, когда меня поглотила работа и побег от действительности. Только по утрам на крыльце каждый день меня ждала корзинка с ягодами, домашними маслом и хлебом. Это было очень трогательно и вкусно, но мою тревогу не снимало.
Теперь, когда все известно, становится еще страшнее. Холод пробирался вверх по ногам постепенно захватывая все тело несмотря на тяжелое одеяло, плед, теплую пижаму и пушистые носки. Из окна открывался невероятно красивый вид. Солнце согревало воздух и февральское тревожное море. Блики плясали на волнах, ослепляя глаза даже здесь. Ветер доносил колокольный звон из храма по соседству, напоминая мне одну из поездок с Костей в командировку. Прячусь под одеяло с головой и картинка становится реальнее.
В Питер я влюбилась насмерть с первого взгляда. Прилетели мы ночью и единственное, что я смогла заметить за усталостью это то, как после раскаленного Краснодара, Северная столица встретила нас свежим ветром и теплым дождем. Дорога меня так вымотала, что я заснула в такси еще до того, как мы успели отъехать от аэропорта. Так что первый взгляд случился только из окна квартиры, в которой мы поселились. Она была спрятана в одном из неприметных и запутанных двориков в самом центре. Подъем на пятый этаж оказался сложнее, чем на двенадцатый и это отняло последние силы. Я упала лицом вниз на кровать и отказывалась шевелиться, хотя Костя заманивал волшебным видом из окна. Но мне было так лениво, что я отказалась даже перекатиться на спину ради этого. Утром отвертеться уже не получилось. Меня разбудило солнце, настолько неожиданно ворвавшееся в сон, что я резко поднялась с кровати. И увидела его.
Купол Исаакиевского собора заливало карамелью рассветное солнце. В окнах дрожали переливались блики золота, скульптуры казались живыми, а множество гранитных колонн надежно держали всю эту красоту на своих плечах.
Я открыла окно и вынырнула наружу почти до пояса, подставив лицо солнцу. На крышах домов высыхали последствия ночного дождя, ласточки радостно визжали в небе. Очарованная зрелищем, не заметила, как сзади подошел Костя.
- Доброе утро, - прокладывая дорожку щекотных поцелуев от ушка к ключице, шептал он, - Выспалась уже?
- Нет. Но это так великолепно выглядит, что оторваться невозможно. Мы же туда сходим?
- Обязательно, но не в пять утра, - хриплый смех пробежался мурашками по всему телу, усиливая возбуждение, которое дарили наглые пальцы мужа, - Ты помнишь, что мы вчера обсуждали?
- Ммммм? - мурчу совершенно не понимая, что он в такой момент от меня хочет.
- Ты согласилась завести ребенка, помнишь? Попробуем?
- Что, прямо сейчас? - заглядывая в его решительные глаза - сдаюсь.
Тогда у нас так ничего не вышло, а по возвращении домой нас так поглотила работа и быт, что мы даже не заметили, как забыли о своем желании. Зато сейчас…
Ледяные руки укутываю в рукава, но согреться это не помогает. Прячу их под пижамную кофту и замираю , когда понимаю, что пальцы накрыли низ живота. Крупная дрожь прошибающая мое тело разрядами тока моментально исчезает. Я замираю боясь пошевелиться и даже дышу аккуратнее. Кажется, что любое движение может что-то необратимо сломать меня окончательно.
Зачем же ты сейчас пришел ко мне, маленький. Я явно не та мама, которую ты искал. Уйди, мне тяжело, я тебя не просила.
Замечаю как против всех моих мыслей и желаний тело продолжает действовать по-своему. Кончики пальцев поглаживают кожу живота. Когда осознаю свои движения, меня бросает в жар и моментально срывает с постели. Что-то хочется срочно сделать. Не дойдя до окна, разворачиваюсь, а зачем я туда вообще шла? Наматываю круги по комнате, бессмысленно перекладывая вещи с места на место дрожащими руками. Губы искусаны до крови, но мне этого мало.
Пробегая мимо бабушкиной спальни, увидела под столом новенькой мастерской коробочку с незаконченными работами и решила на этом остановиться. Хотя нужно было решить еще одну проблему.
Я откладывала решение, что же делать с беременностью и звонком Косте сначала на завтра. Не звонить же в двенадцатом часу. Потом дала себе время до субботы, чтоб не отвлекать от работы шокирующими новостями. До понедельника, по тому, что в субботу и воскресенье замоталась, догоняя заказы по графику. Просто забыла.
В четверг решила, что сообщать по телефону не самая лучшая идея. И пообещала себе, что в пятницу точно-точно поеду. Но, еще не открывая глаз, почувствовала приступ тошноты такой силы, что не могла оторваться сначала от унитаза, а затем от кровати.
Машка уехала еще через пару дней. Поиски новой работы больше никак нельзя было откладывать и я не могла ее задерживать.
Потихонечку начала разбирать скопившуюся пробку из заказов. Я засыпала с плетением, просыпалась среди ночи от впившейся в бок основы и продолжала, продолжала, продолжала.
Когда я закончила упаковку последнего заказа на этот месяц по графику, на календаре было всего девятнадцатое марта. Уже девятнадцатое марта.
Я провела в таком безумном марафоне целых три недели и совершенно не заметила. Времени для выбора оставалось критически мало. А еще нужно было все-таки рассказать Косте.
Если сейчас не позвоню - не решусь уже никогда. Телефон жег пальцы, а каждый следующий гудок раздражал все сильнее.
