3.2
Не думаю, что выползла бы из своего кабинета до вечера. Но от калитки, через весь дом, просквозил мой личный сигнальный маячок.
Нежелательное лицо номер четыре коснулось одного из кованых завитков.
Бургомистр. Толст, одышлив и отвратительно волосат везде, кроме головы. У меня есть не меньше двух минут - он остановится у входа в дом, отдышится, утрет пот зачарованным платком и сделает вид, что пешие прогулки его обыденное развлечение.
Осушив стакан, я вернула его на место. Кувшин же остался стоять на столе - не до него сейчас.
Слетев вниз, наткнулась на встревоженные лица близнецов.
- Сестра где?
- Здесь,- Морис повернулся спиной и показал на кулек.
- Она у вас так ходить разучится,- фыркнула я,- в этом доме нет ни ценных, ни опасных вещей. Где бы она ни нашкодила, портить тут нечего.
- Дело в том,- начал было Лиам,
Но мы с Морисом шикнули в голос:
- Не сейчас!
А я добавила:
- Закройтесь в комнате и выходите только если я позову. Только. Если. Я. Понятно?
Близнецы отрывисто кивнули и припустили вверх по лестницу. В этот же момент в дверь торжественно постучали.
На краю сознания лениво заворочалось пламя. Оно будто хотело сказать: "Я устало, но, если настаиваешь, могу сжечь его".
- Не сегодня,- криво усмехнулась я, отталкивая от себя видение обгоревшего бургомистра. Приятное видение, надо признать.
Рывком открыв дверь, я дружелюбно улыбнулась:
- Доброго денечка, какая-такая хворь вас замучила?
- У меня личный целитель, выписан из Риантрийского Медико-Магического института,- горделиво произнес бургомистр,- мне ни к чему услуги шарлатанки.
Пламя на границе сознания загудело сильнее.
Давай покажем ему. Давай покажем. Он будет гореть...
Стиснув зубы, я принужденно улыбнулась:
- Вы знаете, отчего у меня нет документов о полном магическом образовании.
- Вот об этом я и пришел говорить,- он дернул кустистой бровью,- и не на крыльце. Вы хотите говорить здесь?
А я добивалась одного - чтобы любопытные соседи носы свои показали из домов.
- Доброго денечка, госпожа Марша,- крикнула я, и соседка, выглядывавшая из окна, тут же спряталась за штору. - Проходите, господин бургомистр, проходите.
Теперь-то уж разговоров по улице будет не счесть.
Он недовольно поморщился, но послушно проследовал за мной. Подхватив вазу с верхней полки, я выставила ее на стол.
- Вы предлагаете говорить... На кухне? - в голосе бургомистра было столько недоумения и презрения, словно я перед ним не колотый шоколад поставила, а конское яблоко.
- Вопрос в том, к кому вы пришли,- я спокойно села за стол и прихватила кусочек горького, перченого шоколада. – К той, кем я была, или к той, кто я есть. Это разные люди, знаете ли. С разной судьбой.
"Надо детям предложить. Им, вероятно, не по нраву будет, но и в одно лицо шоколад трескать некрасиво", я закинула в рот маленький кусочек и махнула ладонью.
Чайник, повинуясь моей воле, закипел. Из настенного шкафчика вылетела белоснежная скатерть, чашечки, ложечки и сахарница. Все это кружилось по комнате, запугивая бургомистра, чьих невеликих колдовских способностей не хватало даже на полноценный щит.
- Чаек-то пейте,- я заставила чашку ползти к нему через весь стол,- а то остынет. Хотя...
Пламя заплясало на кончиках пальцев:
- Вскипячу, ежли что.
От этого моего "ежли что" его аж перекосило. Подумать только, белая кость и синяя кровь. Судя по внешности – вряд ли. И дело не в полноте, а в масти. Магия выкручивает все на максимум. Если предок был русо-рыжий, то на одаренных потомков будет больно смотреть. Основу роду положил светленький мажонок? Что ж, нате вам, потомки, белоснежные косы. И так во всем. Этот же сероват, явно видно, что он или первое поколение магов или второе.
«А для второго поколения он преступно слаб», припечатала снобка, все еще живущая внутри меня.
- Я бы хотел, хотел поговорить,- он нервно косился на танцующее пламя. – Поговорить о том, что неразумно вам держать у себя детей. Вы же понимаете, верно?
- Совершенно не понимаю,- я легкомысленно пожала плечами,- дети скромные, вежливые, понятливые. Они мне не мешают.
- Как жительница моего города, вы должны подать прошение мне, лично,- он вытащил платок и принялся промокать взопревший лоб.
- Прошение? – я одним жестом заставила закипеть чай в его чашке,- о чем же мне вас просить? Не бедствую, знаете ли.
- О том, чтобы я дозволил вам поселить у себя детей,- он убрал платок. – О чем, разумеется, не может быть и речи.
- Разумеется,- медленно повторила я за ним.
От треска бушующего пламени закладывало уши.
Разумеется. Не может быть и речи.
Выплесни меня. Несколько секунд и останется только пепел...
