Глава 28
Вернувшись уже на закате, мы обнаружили какое-то странное оживление у крыльца. Спрыгнув с повозки, Итан снял и меня. Вместе, взявшись за руки, мы пошли разбираться, в чем там дело. Приближаясь к группе стражников, я вдруг внутренне замерла, ощутив знакомый привкус смерти. Сглотнув, я намерено замедлила шаг, вглядываясь в то, что лежало на снегу, прикрытое каким-то куском ткани. Присмотревшись, обратила внимание на светлый локон и в ужасе понеслась к той, что считала своей подругой. Упав на колени и откинув покрывало, позорно разрыдалась от облегчения. Это была Гласа! Гласа, а не Селестина!
Схватив меня за плечи, Итан буквально оттащил от покойницы.
— Селестина, – чуть простонала я, – я почему-то подумала, что это Селестина.
— На ней ее кровь. Она ранила Селестину, оттого и запах идет посторонний, - подошедший Каил был расстроенным и подавленным. – Такую тварь в доме пригрели.
— Что произошло? – Итан презрительно окинул мертвую женщину и полностью сосредоточился на младшем брате.
— Точно не знаю, – Каил явно подбирал слова. – Известно только, что Селестина застала Гласу в вашей комнате. Она кромсала ножницами твои вещи, Ниори. Разразился скандал. Я по лестнице поднимался, когда крики услышал. А потом все стихло и запахло кровью Селестины. Я на инстинктах действовал. Ты уж прости, брат. Но как увидел Селестину, опускающуюся на пол с прижатой к груди рукой, и Гласу, стоявшую над ней с перекошенной злобой рожей и ножницами в руках, так и свернул гадюке шею. Знаю, ты не любишь, когда в доме убивают, но не удержался. Надо было, по-хорошему, в темницу ее для начала, допросить чего ради она полезла Ниори гадить, а уж потом при народе выпороть за то, что Селестину ранила. Но что уже. Не прибил бы ее я, так придушил бы Обер, он там наверху рвет и мечет.
Вид у Кайла был покаянный, а как по мне, так все правильно он сделал. Нечего было этой твари на Селестину кидаться, ведь убить змеюка могла. И убила бы! Что ей не хватало? Жила в доме в сытости и тепле, горя не ведала истинного. Живи и радуйся, семью заводи, деток расти. Нет же, вартесой пожелала стать, власти добиться. Сама виновата в смерти своей.
— Эту за город и сожжешь по-тихому. Ни каких могилок, будто и не было ее. Охране рот прикрой, чтобы не болтали лишнего. А вот, что в нашей спальне ее загубил, вот за это спасибо не скажу. Я после этого спать там с суженой не стану. Пусть приготовят один из домиков, пока поживу там. А ты отчищай мои покои, как хочешь, но чтобы даже намека на энергетику смерти там не осталось. Сдержанней быть надо, Каил, не пацан уже.
— А Селестина как? – прервала я его, меня заботило лишь это
— Рана в плечо глубокая, но не опасная. Сай заверил, что и шрама не останется. Надо весь дом перетрясти, чтобы еще, откуда такая тварь, как Гласа, не выползла, – Каил прищурившись, глянул на окна кухни, откуда выглядывали Ольма и Фая.
— Не нужно, – остановила я ход его мыслей, – девочки остальные просто чудо. А Гласа на место вартесы в кровати Итана метила, а я весь ее план спутала. Вот она на меня и окрысилась. Тем более что любовницей она Итана была и не появись я, может, и правда вартесой стала бы.
— Не стала бы, – зло высказался Итан, – и я последний раз повторяю, у меня никогда не было постоянной любовницы. Разовые девки не в счет. И хватит об этом.
— Ну, хватит, так хватит - примирительно отозвалась я.
Поднявшись по лестнице и оставив Итана внизу разбираться с тем, куда девать Гласу, я приоткрыла дверь в покои Обертона. Странно, я думала, что у них все, как и у меня. Оказалось, что нет. Открыв дверь, я попала в небольшую гостиную. Навстречу мне из ванной вышел Сай с тазиком наполненным водой.
— Уже вернулись? – я покачала головой в знак согласия. – Ну и как океан?
— Прекрасен, – улыбнувшись, честно ответила ему.
— Про Селестину слышала,- я вновь кивнула,- пойдем, поднимешь ей настроение, а то она там извелась вся. Знал бы я, что за тварь в доме живет, сам придушил бы.
Братья! На всех одна реакция. Все-таки похожи они очень. Не внешностью, а характером. Сильные и жесткие, даже жестокие.
Селестина лежала на кровати бледная и осунувшаяся. Рядом в ее ногах расположился и гер Обертон, злой и нервный. Оба молчали. И вообще в комнате была какая-то гнетущая обстановка.
— А чего все такие хмурые? – зашла я издалека. – Это чтобы Селестине боль было легче переносить? Вы ей дополнительные душевные муки устраиваете, чтобы о физической боли забыла? – конечно, так острить, как у Селестины, у меня не получалось, но хоть так. А то, что он сидит с кислой миной, как на панихиде. Нет бы улыбался, да ободрял ее.
— А я у него еще и в случившемся виновной осталась,- зло процедила подруга.
— Ну, по-хорошему, виноват Итан, он мне обещал где-то недели три назад, что Гласа уедет, а сам не сдержал обещание, – спихнула я все стрелки на своего мужчину, он большой и сильный, ему ничего не будет.
— Вот и я просила убрать ее подальше, когда она мне пакости говорить начала. А они заладили в два голоса, Обертон да Вульфрик, что Гласа их любимая вся из себя расчудесная. Прямо светлая душа, а я, видите ли, ревную. Ты представляешь! Он на ее сторону встал. А теперь я виновата, потому что умалчивала о ее гадостях.
— У меня та же история, Селестина, – гаденько пожаловалась я, поглядывая на мужчин, – попросила ее убрать, так столько выслушала об этой светлой женщине. И чем она их всех взяла-то, а.
— А не знаю, Ниори, – подхватила посыл Селестина, – словно она им всем и разом постель согревала.
