Одри послушно проследовала за сестрой к зданию клуба в надежде, что оба брата не появятся здесь в течение дня, а еще лучше — навсегда уехали в Англию на корабле, которым прибыли в Аргентину. Но, к своему невероятному огорчению, она сначала услышала знакомый голос, а затем восхищенный визг Айлы.
— Ах, Сесил! — воскликнула младшая из сестер. — Как приятно снова видеть вас!
Одри подняла глаза и увидела на лице Сесила Форрестера застенчивую улыбку. Молодой человек очень обрадовался встрече с девушкой, заполнявшей все его мысли и мечтания последние два месяца. Он чувствовал себя неловко в ее обществе и пытался взять себя в руки. Одри очень хотелось спросить, где Луис. Но младшего из братьев нигде не было видно.
— Здравствуйте, Одри, — сказал он, склонив голову в официальном поклоне. — Я вижу, вы играли в теннис.
— Да, — ответила девушка. — Только, боюсь, не очень удачно. Вот, решили выпить чего-нибудь.
— Почему бы вам не присоединиться к нам? — Айла дрожала от волнения.
Сесил улыбнулся в знак согласия. Одри поняла, что сердиться на сестру бессмысленно. Она ему нравилась, это было очевидно.
Они втроем устроились за маленьким круглым столом в выложенном кафелем холле и пили лимонад. Одри делала все возможное, чтобы создать видимость хорошего настроения, хотя больше всего ей хотелось лечь в шезлонг в тени деревьев и думать о Луисе. Отвечая на вопросы Сесила и обрывая бес церемонные и неосторожные реплики Айлы, она мысленно представляла себе Луиса. Вспоминала вспышку огня в его глазах, когда он рассказывал о танго и тело его двигалось в такт неслышной мелодии, как будто не могло остановиться, вспоминала, как он сказал, что не нужно бояться мечтать. Она тихонько улыбнулась. Сесил был уверен, что эта улыбка адресована ему, не зная о существовании невидимого соперника. Айла ликовала. Со стороны могло показаться, что троица мирно общается, наслаждаясь компанией друг друга. Но ни Айла, ни ее сестра не подозревали, что сердце Сесила тоже было в смятении. Несколько недель он терзался мыслью, пригласить ли Одри Гарнет на ужин или нет. Что ни говори, она была дочерью его босса, а сам он недавно приехал в Буэнос-Айрес. Сесил чувствовал, что не стоит торопить события. Прежде чем демонстрировать свои чувства, ему нужно завоевать уважение отца девушки. Оставалось только надеяться, что никто другой не покорит сердце Одри до тех пор, пока у него появится возможность за ней ухаживать.
Через час стало очень жарко. Айла заскучала. Страстная влюбленность Одри в Сесила уже не казалась ей такой забавной, потому что вызов был принят, а битва — выиграна. Она устроила их встречу, сделала пару тонких намеков и выразила свое восхищение их дружбой. Остальное — их личное дело. Неожиданно до их слуха донеслась странная печальная мелодия. Одри тотчас же поняла, что это — откровение Луиса, боль его души и страдания, ожившие в музыке. Тоска закралась в сердце девушки, и она вдруг осознала, что эти звуки стали отражением ее собственной бесконечной грусти. Не в силах больше ни минуты оставаться за столом, она пробормотала слова извинения и убежала, влекомая гипнотическим звуком фортепиано.
Одри остановилась у инструмента и стала смотреть на длинные пальцы Луиса, скользящие по клавишам. Он не читал ноты, а сам сочинял музыку. Его глаза были закрыты, он просто следовал своим чувствам, как будто качаясь на морских волнах, зная, что она рядом, но не испытывая потребности видеть ее. Его пальцы слегка подрагивали, а губы изогнулись в легкой улыбке. Затем минорные аккорды сменились мажорными, и вскоре мелодия стала на удивление жизнерадостной, полной надежды.
Мгновение спустя Луис открыл глаза. Он задержал взгляд на девушке, которая, даже не осознавая того, стала причиной рождения прекрасной мелодии. Затем его лицо озарила улыбка, и Одри почувствовала, что улыбается в ответ. Луис был простодушен и открыт, как ребенок, который легко переходит от грусти к радости. Такая разительная перемена обескуражила Одри, и ее мысли воспарили к небесам вместе с мечтами и чаяниями Луиса.
— Идите сыграйте со мной, — сказал он, освобождая для нее место на стуле.
— Нет, что вы, вы играете так чудесно, — попыталась отказаться она. — Я не умею импровизировать.
— Да нет же, умеете. Давайте я вам покажу.
Одри села рядом с Луисом и тотчас же ощутила тепло его тела. Она нервным движением положила пальцы на клавиши и ждала его указаний.
— Тональность, в которой мы будем играть… си минор, — сказал он, беря первый аккорд.
Одри послушно сыграла гамму си минор.
— Вот так, совсем не трудно, не так ли?
— Я потратила годы на изучение гамм.
— Вы великолепно их играете. А теперь я придумаю для вас мелодию — «Сонату Одри». И как только вы услышите ее, я хочу, чтобы вы закрыли глаза и позволили чувствам руководить вашими пальцами. Не беспокойтесь, если будете ошибаться, это не важно. Вскоре пальцы станут продолжением вашего сердца, и вы не будете думать о нотах, только о чувствах. Вы ощутите потребность выразить их. А теперь закрывайте глаза.
Одри повиновалась. Луис сыграл ей грустную манящую мелодию, глубоко тронувшую мятежную душу девушки. Затем он заговорил о музыке мягким, гипнотическим голосом, унося ее душу прочь из клуба Херлингема в далекие края, где в волшебной долине под покровом темного неба они оказались наедине друг с другом. Пальцы Одри наугад начали касаться клавиш. Сначала нерешительно — нотка здесь, нотка там, — а потом все увереннее, складывая ноты во фразы, которые вплетались в музыку Луиса, рождая скорбную сонату мечтаний.
Манящая мелодия заполняла зал… Старый полковник, сидевший в своем привычном кожаном кресле и читавший «Иллюстрированные лондонские новости», отложил газету в сторону и прислушался. Он словно окаменел. А музыка между тем растапливала лед, которым за долгие годы обросло его сердце. Потом она оборвалась, и пожилой джентльмен вдруг вскочил со стула с проворством юноши. Мысли смешались в голове, а эхо прекрасной мелодии все еще звенело в ушах. Когда полковник посмотрел вокруг, мир вдруг показался ему более ярким и нежным. Он снова и снова удивленно хлопал глазами. Все вокруг казалось необыкновенно хрупким и округлым, как будто бы чья-то невидимая рука отполировала все острые углы жизни. «Любопытно, — пробурчал он себе под нос. — Более чем любопытно…»
Позже, днем, когда Одри вместе с семьей села за обеденный стол, ее душа все еще парила в небесах, сопровождаемая музыкой, которую они с Луисом создали вместе, а перед глазами вставали новые образы и картины, нашептанные Луисом, рожденные его пытливым гением. Она больше не боялась его. Скорее наоборот, она чувствовала, что понимает его. Одри знала, что не должна любить его, но Луис стал самым дорогим для нее человеком. Он был не от мира сего, и он пленил ее дух своей музыкой, страстью и импульсивностью, делавшими его самого таким уязвимым. Она старалась прислушиваться к слабому голосу своего сознания, но вечная мелодия любви заглушала его.
— Ты так волнуешься перед своим праздником? — спросила у племянницы тетя Эдна, когда они принялись за еду.
— Да, — ответила она.
Тетя Эдна нахмурилась, не одобряя ее настроения.
— Она нервничает, потому что влюблена, — громким шепотом пояснила Айла.
Лицо Одри стало багровым от стыда и горького чувства обиды. Она укоризненно взглянула на сестру.
— Прости меня, Одри, — засмеялась Айла. — Но у тебя же все на лице написано, и, в конце концов, они все равно все узнают.
Трое братьев захихикали, прикрывая рот ладошкой.
— Не смущай сестру, — нежно упрекнула Роуз младшую дочь, с укоризной глядя на сыновей. Ей ужасно хотелось спросить у Одри, кто этот счастливчик.
Одри опустила глаза. Она была бы очень рада, если бы случилось чудо и она исчезла из этой комнаты. Но бьющий через край энтузиазм Айлы вышел из-под контроля.
— Она влюблена в Сесила Форрестера, — выпалила Айла, радостно подпрыгивая на стуле, отчего волосы упали ей на лицо. — Но она не думает, что ее чувства взаимны. Только Одри может быть такой скромницей.