Затем на пороге вместе с младшим сыном нерешительно появился Рамон.
Федерика увидела тревогу в его глазах и бросилась к нему, как делала это всегда, будучи еще ребенком. Рамон был потрясен той уверенностью, с которой она продемонстрировала свою привязанность, и с благодарностью заключил ее в свои объятия. С удивлением он узнавал в ней черты юной Элен, в которую влюбился на пирсе в Польперро. Ее волосы были такими же светлыми и волнистыми, кожа такой же светящейся, а глаза сияли такой же чистой и голубизной, которая когда-то обезоружила его в ее матери. Он держал ее лицо в своих ладонях, охваченный глубоким сожалением.
— Ты так выросла, — задыхаясь, произнес он. — И ты сделала это без меня? — сказал он, снова обнимая ее.
— Без тебя? Конечно нет, — фыркнула она, вдыхая его знакомый запах, который помнила все эти годы, не позволяя себе забыть отца. Рамон посмотрел через плечо Федерики и увидел побледневшее лицо сына, смотревшего на него затравленным взглядом. Он нежно отстранился от дочери и направился к нему.
— Хэл, — сказал он, протягивая руку. Хэл попытался произнести «папа», но из его горла раздался только сухой хриплый звук. Он впился взглядом в лицо отца, стараясь найти в нем признаки привязанности, но увидел только страх и неуверенность. Он тяжело сглотнул и снова поднял глаза на отца. — Хэл, мне так жаль, — прошептал Рамон. Глаза сына потеплели, и Рамон сделал к нему шаг, протягивая руки и прижимая к себе дрожащего от эмоций молодого человека. Хэл издал стон и затем разрыдался. — Мы все восполним, сынок, — сказал Рамон, — обещаю.
Рамонсито следил за сценами воссоединения с порога, чувствуя, что его исключили. Ему были чужды слезы и чрезмерные эмоции, ведь он не плакал даже на похоронах матери. Он с любопытством наблюдал за Федерикой и Хэлом и слушал, как они говорят на языке, который не понимал. Федерика оказалась совсем непохожей на Рамона, но Хэл был почти точной его копией, если не считать его худобу и болезненный вид. Ему хотелось подойти и представиться самому, но он понимал, что у него нет своей роли в этом семейном единении, поскольку все они сейчас горевали о разлуке, постигшей их еще до его рождения.
Вдруг Рамон вспомнил о Рамонсито. Он выпрямился и повернулся к сыну, нерешительно застывшему в тени.
— Рамонсито, — позвал он. — Иди сюда, сын, и поздоровайся со своими братом и сестрой. — Он произнес эти слова на испанском, но Хэл и Федерика все поняли и удивленно переглянулись. На освещенном солнцем пространстве появился пятнадцатилетний подросток. Он был высоким и атлетически сложенным, с волосами цвета воронова крыла и сияющими глазами цвета молочного шоколада.
Федерика сразу уловила в его улыбке и походке черты Рамона, но его кожа была медового цвета, а лицо более удлиненным и мягким, чем у отца.
Хэл тоже увидел собственное отражение в смуглых чертах Рамонсито и, собравшись с силами, шагнул ему навстречу, чтобы пожать руку.
— Я всегда хотел иметь брата, — сказал он.
Когда Рамон перевел эту фразу, лицо Рамонсито расплылось в широкой улыбке и он ответил на испанском:
— Я тоже.
Федерика взяла его за руку и поцеловала. Он покраснел до корней своих блестящих волос. Федерика улыбнулась ему, поскольку, кроме крови, у нее с ним тоже оказалась общая особенность.
Глава 41
И Хэл, и Федерика помнили большую террасу в этом доме с видом на морские просторы. Ароматы гардении и эвкалипта снова вернули их в детство, но сейчас они стали другими и та счастливая пора уже казалась совершенно другой жизнью. Все расселись на солнце, и жара понемногу растопила их тревоги и опасения, хотя атмосфера все еще оставалась скованной. Было так много всего, что они хотели бы сказать друг другу, но никто не знал, как начать.
Гертруда принесла поднос писко со и обнесла присутствующих, ломая голову, почему это место так наполнено одновременно и радостью, и печалью. Затем ее охватило любопытство при виде двух подозрительных незнакомцев. Еще больше ее удивила просьба Хэла принести ему стакан воды.
— До сих пор не могу поверить, что вы здесь, — радостно сказала Мариана. — Что же вернуло вас нам через столько лет?
Федерика отпила напиток со спиртным, который ей никогда не давали попробовать в детстве, и поморщилась.
— Какая кислятина! — воскликнула она.
— Это из-за лимона, — сообщила Мариана. — К нему нужно привыкнуть.
— Один стакан может свалить тебя с ног, — предупредил Игнасио.
— Так что же заставило вас приехать спустя столько лет? — спросил Рамон.
Федерика вздохнула и посмотрела на Хэла, который уселся в кресло и жадно пил воду.
— В жизни случаются вещи, которые заставляют оглянуться назад, — начала она, тщательно подбирая слова. — У меня было неудачное замужество, а Хэл… ну, Хэлу пришлось пережить тяжелый период в своей жизни. У нас возникла потребность вернуться назад, к нашим корням. Нам нужно было снова вас увидеть. Это вовсе не естественно так долго быть разделенными со своей семьей. — Она опустила глаза, не желая, чтобы отец снова ощутил вину за то, что покинул их. Мариана посмотрела на сына и почувствовала неуверенность. — Это так прекрасно — вернуться и найти нового члена семьи, — продолжала Федерика, заполняя неловкую паузу. Все посмотрели на Рамонсито, который снова покраснел и застенчиво улыбнулся.
— Вы, наверно, совсем забыли свой испанский? — спросила Мариана.
— Боюсь, что да, — призналась Федерика. — Я кое-что понимаю, но очень мало.
— Папа, а где твоя жена? — спросил Хэл, опустошив свой стакан.
Лицо Рамона омрачила печаль.
— Она умерла, — ответил он.
Хэл смутился и пробормотал извинения. Мариана прокомментировала погоду, а Игнасио встал.
— Сын, почему бы тебе не прогуляться по берегу с Федерикой и Хэлом? Вам нужно о многом поговорить. Когда вы вернетесь, мы сможем начать все сначала.
Рамон с облегчением вздохнул и перевел все сыну. Рамонсито кивнул и проследил, как брат и сестра встали и пошли вместе с отцом.
— О Боже, обстановка оказалась напряженной, — констатировала Мариана, когда все ушли.
— Спокойно, женщина, им нужно обсудить все наедине, — сказал Игнасио. — Как насчет партии в шахматы, Рамонсито? — спросил он у внука, который смотрел на него и улыбался.
— Какая красивая у меня сестра, Абуэлито, — восхищенно произнес тот.
Рамон не захотел отправляться на берег.
— Я хочу повезти вас в другое место, — сообщил он, открывая машину и усаживаясь за руль.
— Я слышала, что у тебя есть свой дом на берегу, — сказала Федерика, замечая, что его волосы совсем поседели на висках, а прозрачная кожа под глазами обвисла под слишком длительным воздействием не отпускавшей его меланхолии. Он выглядел очень постаревшим.
— Да, конечно, но мы отправимся не туда, — ответил он, выруливая по песчаной дороге. — Я отвезу вас на встречу с Эстеллой.
— Кто такая Эстелла? — спросил Хэл.
— Мама Рамонсито.
— О, — закашлялся Хэл, скрывая свое замешательство.
Кладбище располагалось на вершине холма с видом на море и встретило их божественным покоем и тишиной. Было жарко, воздух наполняли ароматы цветов и сосен. Рамон припарковал автомобиль, и все они прошли к тому месту, где была похоронена Эстелла, стараясь не наступать на могильные плиты и не тревожить души усопших.
— Вот место, где покоится Эстелла, — сказал Рамон, поправляя цветы, которые оставил на надгробье этим утром.
— У нее здесь прекрасный вид на море, — произнес Хэл, стараясь исправить невольно допущенную им бестактность.
Рамон улыбнулся ему.
— Да, это верно.
— Ты расскажешь нам о ней, папа? — спросила Федерика. — Должно быть, она была прекрасна, поскольку Рамонсито очень красивый юноша.
— Да, она была прекрасна, — горестно согласился он. — Но я хочу все же начать сначала. Начнем с вас, с Федерики, Хэла и Элен. Давайте присядем здесь, — предложил он, указывая на покрытый густой травой склон, ведущий вниз к скалам.
