– Хочу сказать, – обратился он ко мне, – что ты потрясающе выглядишь, Сола. Прости, что наговорил тебе гадостей. Конечно, олух я сам. Если бы я знал, какой ты станешь…
– А вот мой жених разглядел меня, когда я была скромным провинциальным аптекарем, – просветила я Леона, – и не побоялся встать на мою защиту. Будь он обычным парнем, а не аристократом, я бы любила его не меньше.
– Тогда кто же вон там? – До Левер ухмыльнулся и кивнул на сидящую в дальнем углу Клару.
– Ты, только в женском исполнении, – парировала я, – со всеми прилагающимися: коварством и предательством.
Узкие плечи Клары окаменели. Она нервно поправила уложенные волнами волосы. Я недоуменно тряхнула головой. Она услышала? Для этого нужно было подслушивать, используя простые, но эффективные руны. Почему никто не почувствовал отражение заклятия в изолированном щитом помещении? Высшая магия или моя паранойя?
– Ты стала настоящей язвой, – попенял мне бывший.
– Учителя хорошие на жизненном пути попались, – растерянно бросила я.
Не знаю, как насчет язвы, но мнительной я точно сделалась.
Милдред с Книпсом сидели ближе всех. Механик что-то оживленно рассказывал кузине, она зачарованно слушала. А ведь я до сих пор не знала, зачем она приехала. Что за поручение от бабушки? Что принесла на хвосте птичка Милли?
Официанты разносили заказы, пиво текло рекой. Дуэль началась под одобрительные возгласы зрителей.
До Левер атаковал первым, руной «шуш». Попав в иного противника, она парализовала бы раненое место. Однако Леон был не в курсе того, что Эрик был наполовину светлым, наполовину темным магом. Во время нашего путешествия в Беленхейм я стала свидетелем, как он нейтрализовал руны перерожденных светлой магией. Во время ритуала переноса душ в кинематиков, он контролировал темные потоки. И руну «шуш» он просто затер на подлете.
Краем глаза я следила за Кларой. Она вся подалась вперед, шевеля губами. В отличие от большинства собравшихся в трактире зевак, она прекрасно понимала, чем оперирует Эрик.
И опять моя паранойя зашептала мне, как подсмотренное Кларой могло быть использовано против моего жениха. Она вернется к отцу и выложит ему все, что видела. Так Профессор узнает о слабых и сильных сторонах Фо Амалей и если уж захочет напасть на особняк, то сделает это, тщательно подготовившись.
Эрик тем временем лениво постреливал заклинаниями в мечущегося по залу До Левера. Поняв, что дело пахнет жареным, Леон перебирал все эффективные в бою позиции. Он не давал себе времени на восстановление резерва, желая добить противника количеством рун. Эрик же наоборот, начал изображать постепенное истощение ауры, заставляя соперника тратить силу значительными выбросами.
Руна «дли» попала в Эрика случайно. Она отразилась от складки на щите. Фо Амаль с изумлением уставился на распоротый рукав рубашки и выступившую на нем кровь.
– Все, надоело, – произнес он вслух, вызвав бурю эмоций у зрителей, и пошел в атаку.
Это были даже не руны, а уколы чистой природной энергии. В Беленхейме знали, как пользоваться обоими видами магии, не пропуская ее через ауру. Такой подлости До Левер не ожидал. Он ставил щиты, но они один за другим лопались от пробоин. В конце концов, Леон упал на колени и закрыл голову руками.
Эрик немедленно прекратил атаку. Он подошел к противнику, сложив пальцы в парализующую руну, но До Левер не собирался атаковать исподтишка. Он монотонно повторял, что был неправ, и признает свое поражение.
Зрителям такое завершение поединка понравилось. В конце концов, напившись пива за счет трактира и разомлев, местные фермеры, добродушные торговцы и клерки, хотели зрелища, а не смертоубийства. Они подняли До Левера с пола, усадили его за стол и накачали темным элем.
Мы тоже закончили вечер вполне приятно: элем и заливным из свиных голов. Эрик залечил рану, Райан дал денег собутыльникам До Левера и поручил им отправить графа первым же поездом в столицу. Ну не первым, так уж и быть, а когда вся компания проспится.
… Поздним утром, когда я мирно подремывала в кровати, скрипнула дверь, и ко мне в постель со стоном рухнуло нечто бледно-зеленое. Я на всякий случай швырнула в него подушкой и покрывалом.
Минуту спустя из-под кучи раздался укоризненный шепот-стон:
– А сама небось уже как огурчик. А о несчастной кузине позаботиться – так нет. И сказала Белолика "Прежде чем всяк возжелает себя побаловать, надлежит оному узнать скорби ближних своих…"
– Да держи уже, ближняя. И запомни на будущее – местный эль коварен, как змей искуситель.
Я подала Милли стакан, плеснув в него антипохмельного зелья.
Милдред с причитаниями выпила "лекарство" и затихла. Я взяла со столика щетку и принялась расчесывать спутанные после сна волосы.
– Ты могла бы сделать на этом состояние, – через время заметила Милдред нормальным голосом.
– На «деликатном декокте против последствий возлияний»? – процитировала я недавно увиденную в «Вестнике» рекламу. – Нет уж, пусть лучше меня запомнят как изобретателя средства от зубной боли. Вот будет у меня лавка…
Милли охотно согласилась, что состояние можно сколотить и на зубном эликсире.
– И что я за тебя волнуюсь-то? – с досадой вспомнила кузина. – Тебе вообще не нужно работать. У тебя жених – богач. Сколько у него доход? Тысяч тридцать креатов в год?
– Не спрашивала.
Милли скорбно воздела руки к потолку. Нет, дорогая, если ты за столько лет не смогла меня перевоспитать, я неисправима.
– Лучше скажи, что бабушка велела передать, – напомнила я.
– Письмо от нее в ящике тумбочки. Уже два дня.
– Я зельевар, а не телепат! – возмутилась я. – Почему не напомнила?
– Ну… – Милдред неопределенно помахала в воздухе голой ногой. – Что такого необычного могла написать бабуля?
– Рецепт какой-нибудь новый, – пробурчала я, разрывая конверт.
– Разве что варенья.
Считалось, что почтенная фра Авенлог давно отошла от дел, как раз после того, как ушла с государственной службы при дворе. Реторты на кухонных полках сменились медными кастрюлями, а перегонный аппарат – самогонным.
Если я была способна преуспеть в отрасли «а поутру…», бабушка могла бы легко добавить значительную сумму к своим сбережениям (полагаю, и так немалым) на абрикосовом самогоне. Мы бы могли стать отличными компаньонами: она бы спаивала, я бы воскрешала. Увы, души наши к подобному ремеслу не лежали. И все же я верила в нашу бабулю.
Никакого рецепта в письме не было. Милдред оказалась не права, отодвинув Вейлу Авенлог в архивы магической истории. С первых же строк во рту у меня пересохло, и я обратила свой возмущенный взгляд на Милли. Ничего не подозревающая кузина продолжала оправдываться. У нее имелось смягчающее обстоятельство:
– … попросила его снять эти вечно жужжащие очки. Ну кто же разговаривает с дамой в защитных очках? Без них Книпс очень мил, и к этому его стеклянному глазу тоже можно привыкнуть…
– Милли, – попросила я, – ты не могла бы меня оставить на полчаса… на час, примерно, на час. Мне нужно дочитать и подумать.
– Бабушка, – встрепенулась кузина, – что-то с бабушкой?
– С бабулей все хорошо. Если я не ошибаюсь, она обнаружила… кое-что очень для нас важное. Я должна это осмыслить. Ты не могла бы разнести противопохмельное зелье по комнатам? Раздай всем, а в бокал Кларе добавь еще… – я достала еще одну бутылочку из шкафчика.
– Яд? – оживилась Милдред. – Ну наконец-то ты решилась. Самый простой и, зная тебя, безболезненный способ.
– Милли, это не яд а тонизирующее. Очень популярное у студентов и разных публичных ораторов, придает мысли широту и яркость.
– Сколько же интересного хранится у тебя в прикроватной тумбочке!
– Да, но ядов там нет. Есть, правда, средство от комаров, которое яд, но только для перерожденцев, Кларе оно не поможет.
Милдред очень сомневалась, что широта и яркость мысли – это именно то, что нам сейчас нужно от Клары Килберт. Тем более что, по словам дочери Профессора, она выложила все, что знала. «Все» нас к разгадке не продвинуло, а вот письмо бабули закрывало многие информационные лакуны.
