и платье.
— Черт. Давай я тебе помогу. — Я хватаю салфетку и вытираю пролитый чай, смахивая капли с ее бледной кожи.
— Как неловко. — Она вздыхает.
Мое сердце болит от ее покорного выражения лица. Я чувствую, как волна паники нарастает в моей груди, и от этого жжения мои легкие болят с каждым вдохом. Ксан, пожалуйста, не стесняйся, заходи в любое время.
Я излучаю спокойствие, которое не соответствует моему учащенному сердцебиению.
— Что сказал вчера врач?
Она посылает мне самую маленькую улыбку.
— Тебе не нужно суетиться вокруг меня.
— Мама…
Она бросает на меня самый нахальный взгляд, заменяя им свое грустное лицо.
— Ладно, хорошо. Он сказал, что мы можем контролировать недавние проблемы с моим настроением и передвижением. Но в целом, у меня все хорошо. Они возлагают большие надежды.
— Значит, это хорошие новости? Может, все не так плохо, как они думают.
Ее дрожащая рука коснулась моей щеки.
— Ну, они говорят, что потенциально я могу прожить на несколько лет дольше, чем ожидалось.
— Так ты говоришь о еще пятнадцати годах с нами, плюс или минус? — я возмущен тем, как неуверенно звучит мой голос.
— Это не точно. Я бы хотела рассказать тебе больше, но это все, что я знаю. — Ее улыбка дрогнула.
Я отодвигаю свою тарелку в сторону, больше не желая есть.
— И что, по его словам, может устранить припадки?
— Единственное, что мы можем сделать, это следить за тем, насколько сильными они становятся. О, и он сказал, чтобы помочь справиться со стрессом, моему сыну следует перестать быть упрямым и получить….
— Нет.
— Но…
— Ответ — нет. — Я вздохнул. — Мне жаль. Мне не хочется тебя разочаровывать, правда, но смысла нет. — Мои руки дрожат под столом.
— Я не могу не пытаться. Всякий раз, когда я иду к врачу, то беспокоюсь о тебе. Я думаю о том, как тебе плохо, и о таблетках, которые ты начал принимать в прошлом году. Бензопрепараты тебе даже не подходят, так что не пытайся преуменьшить их значение. Я думаю, может ли эта дрожь быть из-за…
— Мама, пожалуйста, перестань беспокоиться обо мне. — Мой голос прозвучал тихо. Черт, я ненавижу, как она может достать меня, как никто другой, но я должен оставаться сильным. — Может, оставим этот разговор? Давай насладимся последней неделей перед тем, как мне придется уехать. Я не знаю, как скоро я смогу вернуться, когда Лиам уехал и все изменилось в Маккой. — Мой голос воняет отчаянием, хрипит и трещит, когда я смотрю на нее широко раскрытыми глазами.
— Хорошо, пока, но только потому, что я каждый раз влюбляюсь в твои щенячьи глазки. Вот почему у тебя четыре кариеса к пяти годам.
— Я всегда был очаровашкой. — Я одариваю ее своей самой ослепительной улыбкой, надеясь отогнать все ее опасения на эту тему.
— Поверь мне, я прекрасно осведомлена о твоих заголовках в новостях. Ты слишком часто искушал меня выбелить глаза.
Я сморщился.
— Прости, мама.
— Я с нетерпением жду того дня, когда ты встретишь подходящую женщину и оставишь в прошлом эти клубные дни.
Я смеюсь.
— Встретить и вступить в отношения — две разные вещи.
— С таким умным языком, кто может устоять перед тобой?
Джеки берет мою недоеденную тарелку.
— Любая женщина, которая думает мозгами, а не клитором.
Мама подавляет смех.
— Джеки, ты ужасна.
— Я говорю то, что думаю. — Джеки пожимает плечами и направляется к раковине.
— После того, как ты испортил мне аппетит, самое меньшее, что ты можешь сделать, это порадовать свою маму. Ты знаешь, что я люблю больше всего на свете.
— Папу?
Она фыркнула.
— Отлично. Похоже, ты все-таки понял мои шутки. Добрый сэр, пожалуйста, отвезите меня на наше место.
— Только для тебя. — Я встаю и протягиваю ей свою татуированную руку.
Она опирается на меня, пока я веду нас через дом в главную гостиную. Рояль сверкает в центре комнаты. Я усаживаю ее на удобный стул, а сам сажусь на рояльную скамью и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.
Она хлопает в ладоши и улыбается.
— Лучшим решением, которое я приняла как родитель, было заставить тебя брать эти уроки.
— Правда? Из всего того, что ты сделала, это лучшее?
— О, да. Твой отец не может нести мелодию, чтобы спасти свою жизнь, так что ты — лучший вариант.
Я улыбаюсь, отворачиваясь. Мои пальцы легко пробегают по клавишам из слоновой кости, прежде чем я начинаю играть песню из «Парка Юрского периода».
Голос моей мамы разносится над музыкой.
— Я даже не могу сказать, в восторге ли я от того, что ты отказался учить классику ради такой музыки.
— Однажды бунтарь, всегда бунтарь.
— Разве я не знаю. Как ты думаешь, от кого ты это получил? Ты вырос, слушая сказки на ночь о том, как я бросила свою семью, не оглянувшись ни на секунду.
— Ты была бунтаркой с причиной. Это лучший вид.
— И не забывай об этом. — Она подмигивает мне. — Сыграй мне «Часы». Я знаю, ты тоже ее любишь.
Я теряю себя в музыке. Как клапан, я отключаю свои мысли, позволяя заботам моей жизни улетучиться вместе с мелодией.
Мелодия призрачно красива, отражаясь от высоких потолков. Моя мама улыбается все время. Она делает весь мой визит стоящим, несмотря на боль в моей груди каждый раз, когда она борется.
Жизнь возобновляется, когда я закрываю клавиши пианино и помогаю маме подняться по лестнице в комнату моих родителей. Ее шаткие ноги и трость вырывают у меня хорошее настроение, заменяя счастье отчаянием.
В тот вечер, после того как мама разрыдалась, трижды уронив вилку во время ужина, я пишу старым друзьям по вечеринке сообщение о том, что собираюсь в клуб. И как ни в чем не бывало, мое плохое настроение смывается алкоголем и плохими решениями.
Елена
— При том уходе, который требуется вашей бабушке, я не уверена, что ее потребности здесь удовлетворяются. Ее нужно поместить в более постоянный дом, предназначенный для долгосрочных пациентов. А с вашими средствами я не уверен, что это возможно. — Доктор поднимает взгляд от своего планшета.
Все всегда сводится к деньгам.
Хотите знать, сколько у меня есть? Если взять евро, поджечь его и выбросить в мусорное ведро, то это будет суммарный итог моего банковского счета.
Все до последнего евро, которые я заработала, ушли либо на оплату ухода за бабушкой, либо на оплату счетов. Взрослеть трудно, но взрослеть с долгами — труднее всего.
Бабушка