сказала я Скарлетт.
Она посмотрела на меня, как на слегка помешанную, но большинство здесь так на меня реагировали, благодаря тому, что мой язык, казалось, всегда опережал мой разум.
— Конечно, без проблем, — ответила она, когда я повернулась и направилась на высоких каблуках к бару. Туда, где ко мне спиной сидел Хансен.
Чарли наблюдал за моим приближением широко раскрытыми глазами, его взгляд переместился на мои сузившиеся глаза.
— Вот дерьмо, — пробормотал он себе под нос.
Я проигнорировала это и встала рядом с Хансеном, глядя ему прямо в лицо.
— Нам с тобой нужно поговорить, сейчас же, — резко потребовала я.
Он даже не взглянул на меня.
— Мне нечего тебе сказать, — его голос прозвучал холодно.
Я скрыла боль от его тона и игнорирования.
— Я облегчу тебе задачу. Тебе не нужно ничего говорить, учитывая, что говорить буду я, — огрызнулась я.
Я не стала дожидаться другого, без сомнения, язвительного ответа, схватила его за мускулистую руку и дернула на себя. Я не питала никаких иллюзий относительно своей силы или ее отсутствия. Я была невысокого роста, даже в своих туфлях на танкетке, и, несмотря на то, что я считала Cheetos едой, весила я намного меньше Хансена.
Тем не менее, он позволил мне оттащить его за угол, подальше от зрителей. Когда мы оказались в пустом коридоре, он выдернул свою руку из моей хватки.
Он шагнул вперед, и я, сама того не желая, отступила так, что уперлась спиной в стену.
— Никогда больше… — он говорил тихо, его тело напряглось, — …не смей разговаривать со мной так в присутствии моих братьев.
Я вздрогнула от пустоты, отразившейся на его лице. Это был не он. Возможно, на прошлой неделе его колючие взгляды заставляли меня молчать, но до этого он был кем угодно, только не холодным. Он не спал ни с одной из здешних девушек, но это не значит, что он не проявлял к ним уважения. Он легко смеялся с мужчинами, и хотя никогда не смеялся ни над одной из моих шуток, все равно было приятно видеть, что он не воспринимал себя или свою крутость слишком серьезно.
А он был крутым парнем. Вплоть до его мощного тела с перекатывающимися мышцами, возвышавшегося надо мной, из-за чего выглядел как фитнес-модель. Лысая голова подчеркивала резкие и четкие черты лица, только усиливая его сексуальность. Что странно, учитывая, что я всегда думала, что мне нравятся мужчины с лохматой шевелюрой — очевидно, нет.
Я не позволила себе от его тона превратиться в пищащую бабенку.
— Как насчет того, чтобы не целовать меня, а затем игнорировать, превратив в прокаженную. Тогда мне не придется разговаривать так с тобой, чтобы привлечь внимание, поскольку все остальные попытки были пресечены взглядом крутого байкера «не связывайся со мной», — огрызнулась я в ответ.
Я не понимала, откуда взялся мой гнев. Я не была злой. Активно избегала конфронтации, не нуждаясь в ее присутствии в своей жизни. Но в данный момент, казалось, я была готова плеваться ядом.
Все тело Хансена замерло.
— Хочешь сказать, что всю прошлую неделю холодно относился ко мне из-за моего неумения целоваться? И теперь каждый здешний парень будет относиться ко мне как к своей младшей сестренке, вместо того, кем я являюсь?
Дерьмо. Я только что сказала, что не умею целоваться?
Хансен изучающе уставился на меня.
— Кем ты являешься? — повторил он.
Я заметила, что при этих словах черты его лица ужесточились в геометрической прогрессии.
— Да. Кем, я являюсь. Кем являлась последние два года, — рявкнула я.
Он стиснул челюсть и не ответил.
Я приняла решение. Что бы здесь ни происходило, это не исходило лишь с одной стороны. Даже сейчас я чувствовала, как между нами разгорается жар. Если я хотела счастья, хотела Хансена, то должна была рискнуть. Или, по крайней мере, попытаться. Я шагнула вперед, слегка сжимая края его жилета.
— Я не единственная, кто это чувствует, — пробормотала я дрожащим голосом. — Я знаю, ты тоже это чувствуешь.
Хансен, казалось, на мгновение задумался над моими словами, будто проверял притяжение между нами. Затем схватил меня за запястья и грубо оттолкнул.
— Ничего я не чувствую, — холодно отрезал он. — Целовать тебя было ошибкой. И я ее больше не повторю, — пообещал он, а затем, не теряя времени, повернулся ко мне спиной.
Я прислонилась к стене, стараясь не признаваться, что в тот момент мое сердце разлетелось на мелкие осколки. Что я не была унижена и отвергнута мужчиной, в которого была влюблена почти целый год. Здесь я потерпела неудачу.
Мне не представилось много времени, чтобы погрязнуть в жалости к себе из-за холодного отказа Хансена. Не тогда, когда парни из отделения в Калифорнии ворвались волной тестостерона и доказали, что сексуальный взгляд может расплавить трусики. Они заставили клуб перейти в режим максимальной крутизны, приступив к спасению старушки Брока — сексуального гибрида серфера и байкера, который изменил мое мнение относительно того, что мужские пучки выглядели по-дурацки, — от какого-то парня, который ее похитил. Да, похитил. Я провела в клубе некоторое время, и у нас, возможно, случались драмы, но похищения — никогда.
К делу подключились все, и я была так занята помощью, что не заметила того факта, что парни по-прежнему не прикасались ко мне, несмотря на отказ Хансена. Я еще больше отвлеклась, когда в клуб привезли серьезно раненную, красивую рыжеволосую девушку. Моей задачей было тусоваться с ней, пока она восстанавливалась, а ее старик занимался клубными проблемами, о которых нам, женщинам, не разрешалось знать. Не то чтобы это было тяжелой работой. Эми была потрясающей, даже борясь с потерей крови и выздоровлением после похищения, она выглядела чертовски сногсшибательно.
Моему сердцу было немного больно видеть, каким преданным и влюбленным был с ней Брок. Его глаза не отрывались от нее, когда она не смотрела, и он глядел на нее так, будто она — единственный смысл его существования на этой планете. Его причина дышать. Даже глаза Булла — реально пугающего байкера, который выглядел так, словно мог убить одним пронзительным взглядом, — казалось, смягчались, когда Эми улыбалась ему. Она пользовалась любовью не только мужчины, который ее обожал, но и его братьев, которые тоже уважали ее и заботились о ней.
Ее жизнь, за исключением опасных для жизни ран и травмирующего похищения, была такой, какую я хотела для себя. С той же самоотверженностью. Той же любовью. Я игнорировала голос, нашептывающий мне, что я, возможно, никогда этого не получу. Этот голос