— А что… она всегда была такая? — спросил Вилли.
— Не все ли равно, — нетерпеливо ответил Роберт Вильрам. — Если бы я даже все предвидел заранее, мне это ничем бы не помогло. Я покорился ей с первой же минуты, вернее, с первой же ночи, и эта ночь стала нашей брачной ночью.
— Разумеется, — сказал Вилли, словно про себя.
Роберт Вильрам расхохотался:
— Ах, ты думаешь, она была порядочной девушкой из приличной буржуазной семьи? Ты ошибаешься, мой милый Вилли, она была проститутка. И кто знает, не осталась ли она ею и до сих пор… для других.
Вилли счел своим долгом выразить жестом сомнение; и оно у него действительно было, ибо после всего, что рассказал дядя, ему было трудно представить себе эту женщину молодым и очаровательным созданием. Она упорно рисовалась ему тощей, желтой, безвкусно одетой, востроносой пожилой особой, и на мгновение он даже подумал, не хочет ли дядя, заведомо несправедливо понося ее, просто высказать свое возмущение ее недостойным обращением с ним. Но Роберт Вильрам, не дав ему сказать ни слова, продолжал:
— Впрочем, проститутка — это, быть может, слишком громко сказано. Она была в то время цветочницей. Первый раз я увидел ее у Хорнига года четыре с лишним тому назад. Впрочем, и ты тоже. Да, возможно, ты ее даже помнишь. — И в ответ на вопрошающий взгляд Вилли добавил: — Мы еще тогда были там большой компанией — праздновали юбилей певца Крибаума. На ней было ярко-бордовое платье, голубой шарф на шее и белокурые взъерошенные волосы. — И с некоторым злорадством он добавил: — Вид у нее был довольно вульгарный. А на следующий год у Ронахера она выглядела уже совсем иначе и могла сама выбирать себе мужчин. Я, к сожалению, у нее успехом не пользовался. Иными словами, я казался ей недостаточно состоятельным для своего возраста. Ну, а затем произошло то, что часто бывает, когда старый осел дает молодой бабенке вскружить себе голову. Так, два с половиной года тому назад я и женился на фрейлейн Леопольдине Лебус.
«Значит, ее фамилия Лебус», — подумал Вилли. Впрочем, девушка, о которой рассказывал дядя, и не могла быть не кем иным, как Леопольдиной, хотя Вилли уже давно забыл это имя, — ему это стало ясно сразу же, едва дядя упомянул Хорнига, бордовое платье, белокурые взъерошенные волосы. Разумеется, он поостерегся выдать себя, потому что, как бы мало иллюзий ни питал дядя относительно прошлого фрейлейн Леопольдины Лебус, ему все же вряд ли было бы приятно узнать, чем кончился тот вечер у Хорнига, когда Вилли, проводив дядю домой, в три часа ночи опять потихоньку встретился с Леопольдиной и пробыл с нею до утра. Поэтому на всякий случай он сделал вид, словно никак не может припомнить тот вечер, и, чтобы сказать дяде что-нибудь утешительное, заметил, что как раз из таких взъерошенных блондинок часто получаются очень славные жены и хозяйки, в то время как девушки из хороших семейств с безупречной репутацией сильно разочаровывают своих мужей. Он даже привел в пример одну баронессу, которая вышла замуж за его товарища; это была молодая женщина из утонченнейшей аристократической семьи, а не прошло и двух лет после свадьбы, как она уже была представлена другому товарищу в одном из заведений, где можно получить «порядочную женщину» по твердой цене. Холостой товарищ счел своим долгом довести это до сведения женатого; в результате: суд чести, дуэль, тяжелое ранение мужа, самоубийство жены! Дядя, по-видимому, читал об этом в газетах? Этот случай наделал тогда немало шуму. Вилли говорил так оживленно, словно эта история вдруг заинтересовала его больше, чем его собственная, и наступил момент, когда Роберт Вильрам взглянул на него с некоторым отчуждением. Вилли опомнился, и, хотя дядя отнюдь не мог угадать, какой план возник и созревал у Вилли, он все же счел за благо умерить свой пыл и оставить тему, в сущности не имевшую к нему никакого отношения. Затем несколько неожиданно он объявил, что теперь, после разъяснений дяди, он, конечно, больше настаивать не будет, и даже согласился с тем, что уж лучше попытаться договориться с консулом Шнабелем, чем с бывшей фрейлейн Леопольдиной Лебус. К тому же не исключено, что обер-лейтенант Гёхстер, получивший небольшое наследство, или же тот военный врач, который также принимал вчера участие в игре, не откажутся общими усилиями выручить его из столь опасной ситуации. Да, прежде всего ему надо найти Гёхстера: тот сегодня дежурный по полку.
Земля горела у Вилли под ногами. Он взглянул на часы, сделал вид, что торопится еще больше, чем на самом деле, пожал дяде руку, поправил саблю и ушел.
XI
Прежде всего нужно было узнать адрес Леопольдины, и Вилли немедленно отправился в справочное бюро. В этот момент он не допускал мысли, что она не выполнит его просьбу, если только он убедит ее, что жизнь его — на карте. Облик ее, едва ли когда-нибудь возникавший с тех пор перед ним, и весь тот вечер ожили в его памяти. Он увидел белокурую растрепанную головку на белой наволочке из грубого полотна, сквозь которую просвечивала красная подушка, бледное, по-детски трогательное личико, освещенное тусклым светом летнего утра, пробивавшимся сквозь щели поломанных зеленых деревянных жалюзи, увидел узкое золотое колечко с поддельным камушком на указательном пальце правой руки, лежавшей поверх красного одеяла, узкий серебряный браслет на запястье левой руки, которой она помахала ему, когда он с нею прощался. Она так ему тогда понравилась, что, уходя от нее, он твердо решил вновь встретиться с нею. Но случайно именно в это время на него имела более старые права другая женщина, любовница одного банкира, которая не стоила ему ни гроша, что в его положении было далеко не маловажно; и случилось так, что он больше не зашел к Хорнигу и не воспользовался адресом ее замужней сестры, у которой она жила и куда он мог хотя бы написать ей. После той единственной ночи он больше никогда не видел ее. Но что бы с тех пор ни случилось в ее жизни, не могла же она так измениться, чтобы спокойно дать произойти тому… что должно произойти, если она откажет ему в его просьбе, выполнить которую ей так легко.
Ему пришлось целый час прождать в справочном бюро, прежде чем он получил бумажку с адресом Леопольдины. Затем он нанял карету, доехал до угла переулка, в котором она жила, и вышел.
Дом — сравнительно новый, пятиэтажный, выглядевший не слишком приветливо — находился против дровяного склада, огороженного забором.
На третьем этаже ему открыла кокетливо одетая горничная. В ответ на его вопрос, может ли он поговорить с фрау Вильрам, она не спеша осмотрела его; тогда он протянул ей свою визитную карточку: «Вильгельм Касда, лейтенант 98-го пехотного его имп. и кор. величества полка, Альзерские казармы». Девушка сразу же вернулась, доложив, что фрау Вильрам очень занята; что, собственно, угодно господину лейтенанту? Только теперь он понял, что Леопольдина, вероятно, не знает, как его зовут. Он задумался: назваться ему просто старым другом или же, шутки ради, выдать себя за кузена господина фон Хорнига; но тут дверь открылась, из нее вышел пожилой, плохо одетый мужчина с черным портфелем и направился к выходу. Затем раздался женский голос: «Господин Красны!» — но мужчина, вышедший уже на лестничную площадку, не услышал оклика, и тогда дама, звавшая его, сама вышла в переднюю, еще раз позвала господина Красны, и тот оглянулся. Но Леопольдина уже увидела лейтенанта и, судя по ее взгляду и улыбке, сразу узнала его. Она нисколько не была похожа на ту девчонку, которая сохранилась в его памяти: это была статная и полная женщина, даже как будто выше ростом; у нее была простая, гладкая, почти строгая прическа и — что особенно странно — пенсне со шнурком, закинутым за ухо.
— Пожалуйста, господин лейтенант, — сказала она. Только теперь он заметил, что черты лица ее, собственно говоря, нисколько не изменились. — Пожалуйста, проходите, я сейчас буду к вашим услугам.
Она указала на дверь, из которой вышла, повернулась к господину Красны и тихо, так что Вилли ничего не расслышал, но настойчиво стала давать ему какое-то поручение. Тем временем Вилли вошел в большую светлую комнату, посреди которой стоял длинный стол с письменным прибором, линейками, карандашами, конторскими книгами. У стены справа и слева возвышались два высоких книжных шкафа, над столиком с газетами и проспектами висела большая карта Европы, и Вилли невольно вспомнил о бюро путешествий в одном провинциальном городе, куда он ездил однажды по делам. Но тут же мысленно он увидел нищенский номер гостиницы, с поломанными жалюзи и подушкой, просвечивающей сквозь наволочку… и на душе у него стало странно, словно наяву ему снился сон…
