- А отвара, она велела, обязательно за сей день трижды по полкружки выпить, так что глотай, сыночек, не ропщи, хворь сильная! Ещё ночью, видно, напала, вот ты и побрёл к реке - снохождение от лихорадки - Негода сказывает, такое бывает, особливо, ежели Луна полная или к тому на подходе... Белогора нашего вспомнила: он, мол, всегда в полнолуние сам не свой становился...
Протолкнув последнюю порцию горькой, воняющей полынью жидкости, Колояр обессилено откинулся на меховые шкуры.
- Расскажи, матушка!
- Что?
- Про Белогора.
- Да ты ж и так вроде знаешь...
- Что в лес ушёл, знаю, а почему?
- Да как бабушка твоя Ладимира, жена его, померла, так и ушёл... сын его, тятя твой, к тому времени на мне уж женился, а других детей у Белогора не было: померли все, кто малым, а кто вообще во младенчестве, - удерживаться не за что, а он ведь всегда чудаковатым и нелюдимым был. Ладимира порой жаловалась, что ночами он ускользает и по лесу волком рыщет... А потом и саму её там, в лесу, мёртвой нашли. Ни ран на ней никаких, ни следов, от чего скончалась? Негода, помню, долго над телом бормотала-бормотала, да и выдала: от испуга, мол, сильного, сердце у Ладимиры лопнуло, она к пращурам и отправилась... Вот же диковина какая - сильная баба ещё была, не хворая, немочью и пустыми страхами отродясь не страдала, а поди ж ты!..
- А Эло-ор? - вопросил Колояр, с трудом ворочая языком: от Негодиного отвара весь рот онемел. - Он ше шам веуном-ароеем ыл.
- Чародеем, может, и был, только вот норовом - весьма диковатый... Молчун - оно хорошо, ежели только попусту не болтать, но дело-то говорить всё одно - надо... а он молчал и молчал, чего б ни было, хоть чего ни спроси - не ответит... Только на соцветия звёзд по ночам всё смотрел - гадал, видно, про что-то, одному ему ведомое. Вот и тогда ни словечка, почему женушка умерла, никто из Белогора так и не вытянул. А сам-то, помню, за один день седой, словно лунь, сделался, а вскорости и вовсе собрал котомку и - в лес! Тятя твой удержать пытался, да Белогор и слушать не стал, ушёл просто и всё...
Голова у Колояра закружилась, и он смежил веки.
- Вот и поспи, поспи! - одобрила матушка. - А я пойду тяте скажу, что полегчало тебе, а то он уж места себе не находит...
Мать молвила что-то ещё, но Колояр уже не разобрал, проваливаясь в вязкую трясину тёмного лихорадочного сна.
*
Спустя несколько дней Колояр поправился, но про навку-водяницу и уж тем более про Негу рассказывать никому не стал. Пытался у близких выведать, правда ли он плавал в воде, или водная нежить ему только пригрезилась в тяжком кошмаре хвори, но так и не сумел ничего прояснить. Да, когда его нашли, одежда и волосы были сыроватыми, но от воды ли, быстро подсохшей в тепле летней ночи, иль от обильного лихорадочного пота - не разберёшь. Подвеска-рыбка так и не нашлась, и саму Богиню он больше не видел, хоть и ждал, каждый вечер надеясь на новую встречу.
Но Нега не приходила. Ни в ту ночь, ни в эту, ни в следующую...
Колояр давно выздоровел, но потерял аппетит, работа не ладилась, топор, вилы, лопаты и другая утварь валились из рук, а юноша едва ли замечал это, снедаемый острой тоской по прекрасной деве. Его постоянно терзали сомнения, что он позволил водянице сорвать со своей груди рыбку и тем прогневил Богиню. Откупился чудесным даром от нежити!.. А иначе почему водяница ему улизнуть позволила? - ну вот то-то!.. Навка отпустила, а Нега бросила... ещё и лихорадкой вдобавок наказала - благодарствуй, что не прикончила...
А может быть, и про Богиню, и про водяницу ему всё только привиделось?..
Эх, был бы жив дед Белогор - уж тогда б Колояр точно ни сил, ни времени не пожалел бы, чтоб до избушки его добраться! Батя ездил иногда, всё время через лес - конь с седоком шагом едва пройти может, а то и вообще только в поводу... А перед смертью Белогор к сыну во сне явился и говорит: прибудь ко мне как можно скорее, неотложная надобность в том назрела! Тятя, едва рассвело, к нему и помчался. Зашёл в избушку, а там дед ещё тёплый лежит - и часа не прошло, как помер...
А до этого сам Белогор порой в деревню наведывался - одёжу взять в обмен на выделанные шкурки, что охотой добывал, отдать ложки, ковши и другую утварь, что сам, с большим искусством из дерева мастерил, а взамен крупу получить, соль, ещё чего-то... а заодно и семью свою, внуков повидать. Пусть и не игрался с ними, а так... - пару слов бросит, по макушке потреплет, да и двинет восвояси... Но глаза-то не злые, хоть и смотрел всегда... слишком остро, что ли, трудно описать, будто под кожу залезал и в самой серёдке тела что-то выглядывал, аж холодок пробирает. А чего выглядывал, одному ему ведомо, может, по внутренностям гадал? Негода ж по внутренностям животин ворожит иногда, вот, может, и он так же делал, только по человечьим?.. Слухи-то разные про него ходили... глядишь, и внуку, невзирая на нелюдимость свою, Белогор прояснил бы чего, не зря ведь Нега про него говорила...
Если только она настоящей была, а не просто грёзой ночною!..
Считать, что Нега - прекрасный и удивительный сон, который вряд ли когда-нибудь ещё повторится, а навка-водяница - всего лишь болезненный кошмар, было куда как проще, однако и много - ох, как много! - тоскливее. Очень уж хотелось верить, что он, Колояр, и правда особенный, избранный самой Богиней - да ещё и для неземной любви! - о, за такое с любой нежитью схлестнуться не страшно!
Думы эти крутились в голове, словно жернова, грозя перемолоть рассудок в труху, но остановить их никак не получалось, и однажды, когда сон, как часто бывало в последнее время, бежал от Колояра, словно заяц - от волка, юноша неожиданно вспомнил Деяну. Ту самую ведунью из рода Горислава, которая неделю назад приезжала к ним в общину малую дочку кузнеца Шумилы лечить. За взрослых-то она редко бралась - свои ведь ведуньи в каждом роду были и с этим обычно справлялись, а вот деток малых по всему племени исцеляла. Никто, кроме неё, так не умел! А всё потому, что с самим Перуном Деяна ещё в детстве встретилась.
Будто пролетал он над ней на коне своём огнегривом, да стрелой-молнией в девочку и выстрелил, а потом спустился с небес, вынул стрелу свою и говорит: "Тело твоё чисто теперь, ступай других чистыми от хворей делать!" и обратно на небесную твердь ускакал, где Стрибог отрядил для Деяны одного из своих Ветров-Стрибожичей, дабы туда, где нужда в ней возникнет, переносил он целительницу. Но тут прослышал о ней извечный враг Перуна - Змей подземный, выскочил он из болота - проглотить Деяну хотел. Но не дал ему Стрибожич, в схватку со Змеем вступил. Бились они долго, пока не загнал Ветер чудище обратно в его подземное царство, но сам так ослаб, что развеялся в воздухе. А Деяна в глухой чащобе осталась совсем одна. Духи лесные над ней тогда сжалились и переправили ближе к людям. Очнулась она на краю леса, пашни увидела да к роду Горислава межою и вышла. Сила, Перуном подаренная, осталась, но носить целительницу по свету с тех пор стало некому.
