-Да уж, воистину, русский йазык жывет и развиваецца, - сымитировал собравшихся Сергей.
-Да пошли они все. - с чувством выдохнул Андрей и изящно выругался.
-О, да вы растете, мэтр, - добродушно подколол друга Сергей.
-Ну что вы, что вы, - засмущался Андрей. -Это мы так, в виде разминки, вы меня, сэр, еще пьяным не видели.
Друзья еще долго могли бы разминаться в подкалывании друг друга, но в этот момент ярко размалеванный и крикливо одетый субъект торжественно возвестил, что сейчас будет продекламирован отрывок из великой книги о великом кормчем расейской жизни, под названием «Борисиада". При этом Андрей пихнул Сергея локтем и прошептал, что сей труд он изволил читать недапвно, так что Сергею будет весьма полезно насладиться прослушиванием данного эпоса. Ну, а поскольку сам Андрей уже имел честь прикоснуться с нетленкой современности, то он пойдет поразмыслить насчет чего-нибудь выпить и закусить. "В конце концов," сказал он, "мы артисты, и наше место - в буфете."
Пораженный столь железной логикой, Сергей полностью и безоговорочно согласился со словами Андрея, но не преминул добавить, что, по сравнению со всем тем, что они здесь увидели и услышали, заключительная фраза Андрея свидетельствует о великом озарении и мудрости последнего.
Усмехнувшись, Андрей пошел в поисках искомого буфета, а Сергей приготовился внимать перлу изящной словесности. Как и ожидалось, к микрофону выбралось нечто, наряженное в набор тряпок, который должен был свидетельствовать о принадлежности декламатора к древним грекам. И не надо так смеяться! Это существо действительно хотело выглядеть древним греком, и ему это почти удалось. Сосредоточившись, оно хмыкнуло в микрофон, и затянуло унылым речитативом:
Гнев, Госдума, воспой у Бориса, Николаева сына,
Грозный, который россияянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славянских героев низринул
В мрачный рынок и самих распростер их в корысть плотоядным
Барыгам окрестным и псам (совершалася Борькина воля),
С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою
Один олигарх как упырь, а другой же банкир благородный.
Кто ж от акций и облигаций подвиг их к враждебному спору?
Сын капитала и лжи — Борис, царем нареченный,
Язву на народ злую навел; погибали народы
В день, что дефолт обчистил карманы непорочного плебса.
Он раздавал капиталы своим подлипалам.
Рельсы поставить когда-то велел он,
И держа в руках, рюмку полную водки,
Красной и черной икры для закусок,
Он зажигал в своем окруженье
«Чада Расеи и пышноногие жулики наши,
О! да помогут вам боги, имущие домы в Олимпе,
разрушить страну и счастливо в дом возвратиться;
Вы ж обеспечите мне милый трон и выкуп дадите.
Чествуя Николаева сына, Зеленым любимым змеищем .
Все изъявили согласие криком всеобщим банкиры
Честь оказать и отдать блистательный выкуп;
Только царя не смогли дать Бориске на титул.
Гордо Борис прирек всем грозное слово:
"Старцы, чтоб я никогда не видал пред судами!
Здесь и теперь не медлите водки со мною
Выпить, от сего не избавит ни скиптр, ни венец Аполлона.
Плебсу свободы не дам я; она обветшает в неволе,
В нашем дому, пусть спиваются люди
Правду обходя или ложе с кредитами делят.
Прочь удались и меня ты не гневай, смысл бытия."
Рек он; и плебс трепещет и, слову Бориса покоряся,
Идет, безмолвный, по пучине свободной торговли.
Там, от судов удалившися, народ взмолился печальный
Николаю царю, лепокудрыя Марии могущему сыну:
"Внемли мне: о ты, что, хранящий, обходишь
плебс, священный базар и мощно царишь на Бермудах,
Выпей! Ведь храм твой священный украсили,
Выпей, за рынок и за семь банкиров,
рэкет и дефолт, — услышь и исполни одно нам желанье:
Слезы мои отомсти комунякам стрелами твоими!"
Так вопиял он, моляся; и внял Борис сребролукий:
Быстро с Кремля он вершин устремился, пышущий гневом,
Закусь неся за плечами и минибар, отовсюду закрытый;
Громко бутыли, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного Бори:
он шествовал, ночи подобный.
Сев наконец пред судами, первую быструю он мечет;
Звон поразительный издал стакан реформовержца.
В самом начале напал он на водку, а псов празднобродных;
После постиг он, смертоносными прыща налогами;
Частые трупов непрестанно пылали по Рашке.
Девять дней на толковище бутылки от водки летали;
(в этом месте оратор страдальчески взвыл, в чаянии выпивки)
В день же десятый Чубайас на собрание созвал олигархов.
В мысли ему то вложил МВФ безобразный:
Скорбью терзалмся там, погибающих видя активы.
Быстро сходилась братва, и, когда воедино собралась,
Первый, на сонме восстав, говорил Гайдар быстроногий:
"Должно, нам, как вижу, усерно ринуться в рынок,
В рынки свои возвратиться, тогда лишь от народа спасемся.
Вдруг и дефолт, и политика наша истребляет россиянцев.
Но испытаем, братва, и вопросим Бориса, любимца,
А также, повелителя зеленого змия,:
Пусть нам поведает, чем раздражен кремлежитель?
Он за корону не данную, за откаты не данные гневен?
Или с похмелия, до сих пор не слыханного
Требует Боря, чтоб избавить от сей пагубной язвы?"
Так произнесши, воссел Чубайс; и мгновенно от сонма
Егорка восстал Гайдар, верховный рынкогадатель.
Мудрый, ведал он все, что минуло, что есть и что будет,
И россиян мозги предводил к отупенью.
Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Бори.
Он, благомыслия полный, речь говорил и вещал им:
"Царь наш Борис! возвестить повелел ты, любимец спиртного
Праведный гнев свой, всевечно бухущего бога?
Я возвещу; но и ты согласись, поклянись нам, что верно
Сам ты олигархов защитить и словами готов и руками.
Я опасаюсь, прогневаю Вашингтон, который верховный
Царь всего мира и которому все покорны банкиры.
Вы же то видите все — от меня отходит награда".
Сергей чувствовал, что начинает тупеть и с трудом воспринимать действительность. Но, к счастью, в этот момент он услышал шепот своего друга:
-Давай, ноги в руки и пошли, нас уже ждут.
Оглянувшись, он увидел Андрея, а позади три довольно стандартные личности, в которых любой, мало-мальски сведущий человек, сразу признал бы лиц, служащих в определенных органах.
-От твоего Абверовца? - спросил Сергей.
-Ну что ты! - пожурил его Андрей. -Это как раз от того доброго дяди из ГПУ. Как видишь, наш план сработал, и теперь наш пламенный привет дядьке Скакотяну. Гыыы!
-Попкорн! - заключил Сергей, но про себя подумал, не попали ли они таким образом из огня да в полымя. Но отчаиваться и рвать на себе волосы было уже поздно, а потому оставалось только надеяться, что их план не подведет. Но с другой стороны, декламация "Борисиады" настолько подействовала на его нервы, что он даже почувствовал некоторое облегчение.
В этот момент к нему подкатило некое существо, то ли женского пола, судя по серьгам и волосам, то ли мужского, судя по брюкам и небрежно разорванной майке. Слащавым до приторности голосом, сие существо сообщило, что оно готово легко и непринужденно отдаться ему в ближайшем туалете.
