Когда они пересекали Ферт-оф-Форт, уже начало смеркаться, но чем больше они забирали к югу, тем теплей и ласковей становился воздух, а потому они не спеша, преспокойно следовали по маршруту, обозначенному скоплениями светящихся точек — населенными пунктами чужан, все более частыми и приветливо мигавшими им снизу. И когда они приземлились на крыше двадцатичетырех этажного дома, в маленьком садике, прилегавшем к квартире Нордвинд, то все трое испытывали легкое сожаление оттого, что их полет окончен.
Карликовые сосны, диковинные кустарники, мхи и лишайники покрывали голый каменный пол маленькой террасы такой густой порослью, будто все летевшие по воздуху пылинки понемногу осели здесь, превратясь в слой земли, откуда растения, овеваемые прохладным дыханием Нордвинд и орошаемые лондонской водопроводной водой. теперь черпали жизненные соки. Альпиноксу этот садик очень напоминал флору Гималаев, и Нордвинд согласилась, что некоторые семена она, возможно, подхватила на лету в тех краях, когда совершала свои дальние путешествия. Но более вероятным ей все же казалось, что семена занесло сюда из какого-нибудь декоративного садика, которые так любят разводить британцы.
— А может, с Оркнейских островов,— засмеялась она я сняла с плеча какое-то оперенное семя, упавшее на нее во время их прогулки по воздуху. Она бережно опустила его на уже заросшую землю и сказала: — Хотела бы я знать, приживется оно здесь или нет.
Сама квартира была просторная, но холодная; пожалуй, ее трудно было бы назвать уютной, если бы не разложенные везде и повсюду шкуры зверей — полярных медведей, песцов и лосей. Нордвинд предложила Альпиноксу и Амариллис Лугоцвет устраиваться поудобней, а сама пошла готовить для них угощение — холодное мясо, салат и эль.
И вот они сидели при свете толстых свечей, горевших в канделябрах из резной кости, и слушали пение молодого ирландца, который жил этажом ниже и каждый день в это время занимался вокальными упражнениями — пел, словно бард, длинные баллады. Нордвинд пробуравила в полу крошечную дырочку, прикрыв ее от нескромного взгляда только лишайниками, чтобы лучше слышать пение. Альпиноксу и Амариллис Лугоцвет музыка тоже пришлась по вкусу. Чем дольше они прислушивались, тем глубже погружались в размышления, особенно Амариллис: по ее лицу словно пробегали томительные желанья, мятущиеся в огне свечей.
— Ты не раздумала ехать на Авалон? — спросила Нордвинд подругу, когда пение смолкло, и поставила на стол бутылку темно-красного вина с затонувшего корабля. Она нашла ее на берегу Северного моря, недалеко от Скарборо.
— У меня по этой стране душа изныла,— прошептала Амариллис Лугоцвет. Альпинокс насторожился: он никогда еще не видел фею Нарциссов такой взволнованной.
— Тогда тебе, наверное, надо ехать,— сказала Нордвинд.—Завтра мы можем с тобой полететь в Уэльс и в бухте Кармартен подождать хрустальную ладью.
— А почему бы нам не полететь тотчас же? — спросил Альпинокс, которому прогулка на Оркнейские острова понравилась чрезвычайно.
— И сама не знаю, почему так устроено,— задумчиво ответила Нордвинд,— но до Авалона можно добраться только в хрустальной ладье.
— Хрустальная ладья,— сказала Амариллис Лугоцвет.— Я даже вспомнила заклятье, которым можно ее вызвать.
Это значит, что ты действительно должна туда ехать.
— Да,— прошептала Амариллис,— должна, должна, должна.
Они постелили себе, каждый в отдельной комнате; благодаря густому красному вину с затонувшего корабля заснули быстро и не просыпались до самого утра.
Их не разбудил даже гул самолетов, который здесь, на такой высоте, заменял уличный шум, и когда все трое, примерно в одно и то же время, открыли глаза навстречу новому дню, Амариллис Лугоцвет — ее уже охватила дорожная лихорадка — первая побежала на кухню приготовить кофе и чай, при этом еще распевая во весь голос. Словно пение того молодого ирландца пробудило в ней самой напевы и мелодии, давным-давно канувшие на дно ее души и теперь с неодолимой силой рвавшиеся наружу.
— А я и не знал, что у вас такой прекрасный голос,— .одобрительно сказал Альпинокс— Я уж думал, что Прозрачная хоть в этом вас превосходит. Однако, как я слышу, дело обстоит вовсе не так.— И он лукаво усмехнулся.
Амариллис Лугоцвет пока еще не настолько отдалилась от него, чтобы оставить подобную колкость без ответа.
— Да уж конечно,— заявила она.— Я ведь не сижу по ночам на утесах и не заманиваю своим пением безрассудно-отважных юношей,— не вижу смысла портить свой голос из таких низменных побуждений. Если я пою, то для собственного удовольствия, а не ради каких-то побочных целей и не из корысти.
Нордвинд с интересом прислушивалась — разговор явно ее забавлял,— и вдруг залилась звонким смехом.
— Мне думается,— обратилась она к Амариллис,— ты испытываешь к этой Прозрачной те же чувства, что я к русалкам Атлантики. Никак они не оставят свою манеру высовываться из воды и выставлять напоказ обнаженную грудь, а уж что они выделывают голосом, так это просто неописуемо — впору пожалеть чужан, которым приходится юс слушать.
Теперь настала очередь Альпинокса забавляться, но он делал это молча, только вылил в бокал остатка вчерашнего вина и, смакуя, попивал его, в то время как Нордвинд принялась обихаживать свой садик — налила воды в чашу и поставила ее так, чтобы каждое растение без труда могло до нее дотянуться. В воздухе запахло прощаньем, и тогда все трое поднялись в небо и под прикрытием мимолетной тучки понеслись в сторону Уэльса.
Погода была прекрасная, а потому им пришлось подняться повыше, чтобы их не увидели с земли. Нордвинд называла им города и деревни, леса и реки, лежавшие глубоко внизу и частью скрытые вереницами облаков,— эти названия напоминали о древних легендах.
Приземлились они на уединенном берегу, вдали от всяких селений. Благодаря особого рода течению, проходившему у этого берега и отпугивавшему чужан, эта местность осталась незагрязненной — прибой не пригонял сюда ни нефть, ни мазут, ни кухонные отходы больших судов.
Трое путешественников немного погрелись на солнышке, однако Амариллис Лугоцвет, видимо, мыслями витала где-то далеко,— когда она подошла к воде и Альпинокс хотел последовать за ней, Нордвинд его удержала. Они наблюдали, как Амариллис воздела вверх руки и стала что-то говорить ветру; немного погодя они подошли к вей и заметили, что на горизонте показалась хрустальная ладья и плывет прямо к ним.
— Ты поедешь со мной? — спросила Амариллис Лугоцвет у своей подруги.
Нордвинд так энергично затрясла головой, что шляпа с цветами прямо заплясала на ней.
— Я совсем недавно побывала на Авалоне. Да и вам,— обратилась она к Альпиноксу,—лучше бы отказаться от мысли сопровождать туда нашу дорогую подругу.
Альпинокс стоял с угрюмым видом, не зная, на что решиться.
— Можете поехать со мной, если действительно хотите,— сказала Амариллис Лугоцвет, но по ее тону было ясно, что она едва сознает, что говорит.
— Сколько времени вы намерены там пробыть? — спросил Альпинокс.
— О. недолго,— живо ответила Амариллис— Вечером я опять буду здесь...— С этими словами она взошла на хрустальную ладью, остановившуюся прямо перед нею.
Зазвучала чудесная музыка, не очень громкая, но все-таки заглушившая прощальные слова Альпинокса.
— Мы будем вас ждать!..— крикнул он, но Амариллис Лугоцвет уже сидела в ладье и быстро уплывала прочь, так ни разу и не обернувшись.
Альпинокс вздохнул.
— Верите ли вы, дорогая Нордвинд, что она и в самом деле пробудет там не слишком долго?
— Долго?—с улыбкой переспросила Нордвинд.— Что значит «долго» при нашей долговечности? Даже если она пробудет на Авалоне всего несколько предвечерних часов, здесь, в краю чужан, это может составить годы.
— Выходит, лучше бы я ее сопровождал? Нордвинд покачала головой.
— Туда,— и она указала рукой в ту сторону, где скрылась хрустальная ладья,— лучше отправляться в одиночестве. Каждую из нас ждет на Авалоне что-то свое, особое, а что именно — это всегда тайна, но она касается только нас самих. Времена, когда на Авалоне царила вечная весна и вечный праздник, канули в прошлое, так же как претерпело перемены и все остальное. Боюсь, что скоро мы вынуждены будем с этим считаться.
Альпинокс кивнул.
— Знаю, знаю,— сказал он,— все мы подчинены этому закону, и хоть ваше время течет по-иному, оно все же течет. Но только где же мы ее найдем, когда она вернется?
— Эту заботу предоставьте мне. Мы с него так тесно связаны, что я буду точно знать день и чае ее возвращения.
— А чем мы займемся до этого момента? — Лицо Альпинокса было растерянное. Слишком уж он настроился сопровождать Амариллис Лугоцвет в ее путешествия
— Какая неразрешимая проблема,— улыбнулась Нордвинд,— или, может быть, не такая уж неразрешимая? Что вы скажете насчет Гренландии или Северного полюса? У меня в тех краях есть кое-какие дела, и если вы не против...
