Андрею довелось расклеивать только эту листовку, но на заболотчан гораздо большее впечатление произвела другая, где имелась такая же мутная фотография Александра Владленовича, запечатленного рядом с Ельциным, внимательно его слушающим. Как оказалось, во время поездок в Москву учитель времени даром не терял и посещал в основном не библиотеки, а кухонные интеллигентские посиделки, за несколько лет продвинувшись от кухонь совершенно «бесперспективных» к кухням, на которых собирались известные неформалы и даже некоторые прорабы перестройки. Неожиданно выяснилось, что Кураш серьезно пострадал от советской власти. Его, талантливого выпускника Московского пединститута, за какие-то смелые высказывания и опасные знакомства когда-то загнали по распределению в сибирскую глухомань. Эта деталь в его биографии, о которой Кураш сообщил в интервью на местном радио, даже вызвала серьезный конфликт в семье Мирошкиных. Иван Николаевич, сам в молодости поездивший по военным городкам, обратил внимание Ольги Михайловны, что в листовке с официальной биографией кандидата, которую им засунули в почтовый ящик сторонники Кураша, в качестве места рождения энергичного учителя была обозначена некая деревня под Ташкентом. Из этого, по мнению Мирошкина-старшего, вытекало, что ни о какой Москве по окончании института Кураш и мечтать не мог, и то, что его оставили в Сибири, а не загнали в Узбекистан или куда подальше, было удачей. Но Ольга Михайловна, трудившаяся в библиотеке, выдвинувшей Кураша на выборы, даже слушать не хотела подобные речи, и не желая осложнять обстановку в семье, Иван Николаевич их прекратил. Он уже устал от дискуссий на политические темы, которые с ним ежевечерне затевали в ходе просмотра телевизора сын и жена. Андрей и Ольга Михайловна, с некоторого времени часто вспоминавшая своего репрессированного отца, жаждали перемен, и осторожный Иван Николаевич казался им слишком косным.
Пожалуй, окончательно симпатии большинства избирателей Кураш завоевал после того, как по Заболотску поползли слухи, будто учителя вызвали в горком, где Страхов, угрожая исключением из партии, пытался его запугать и даже потребовал, чтобы он снял из предвыборной агитации ссылки на Ельцина. Но Кураш отказался, чем якобы вверг партийного секретаря в состояние ступора. В народные депутаты учитель прошел. В Кремле открылся съезд, вся страна, бросив работу, приникла к телевизорам и радиоприемникам, впитывая каждое слово, произнесенное народными избранниками, особенно если оно чем-либо задевало существующую власть и лично Горбачева. А однажды…
Андрей очень хорошо запомнил, как оно произошло, — то событие, окончательно определившее его будущую жизнь. Был самый конец мая. До окончания девятого класса осталось не более одного-двух дней. Андрей сидел дома и читал книжку. Ленка играла в куклы, а мать, слегка приболевшая и пропустившая работу, гладила одежду в большой комнате и смотрела трансляцию съезда народных депутатов. Вдруг она закричала: «Андрюша, иди скорее! Кураш выступает!» Андрей вбежал в комнату и сел на диван. На экране телевизора стоял живой Александр Владленович и вещал: «…Здесь многие говорят: давайте работать. Ничего нового в этих призывах нет. Правильно было бы поставить вопрос: что мешает нам работать?» «Молодец мужик», — вставила реплику Ольга Михайловна и отставила утюг в сторону. Кураш продолжал: «Я думаю, это командно-административная система, хребет которой не переломлен до сих пор. Более того, его почему-то продолжают бережно охранять даже на четвертом году перестройки. А между тем страна подходит к пропасти экономической и экологической, нарастают опасные социально-политические процессы. И если сейчас не принять радикальных мер в экономике, остановить эти процессы потом будет намного тяжелее. Я простой школьный учитель, избран от территориального округа. У нас в Заболотске сложилась весьма опасная экологическая ситуация. Дети болеют. И тем не менее продолжается сооружение нового корпуса местной обувной фабрики без модернизации системы очистных сооружений. Успех перестройки будет зависеть прежде всего от того, насколько нам удастся повернуть работу съезда к нуждам людей. Я имею в виду защиту инвалидов, матерей с детьми, пенсионеров. Считаю, что сейчас настала пора приступить к рассмотрению этого вопроса. Благодарю за внимание».
Аплодисменты смолкли, Кураш уже давно покинул трибуну, выступали другие депутаты, которых Андрей не слушал, но он все еще продолжал сидеть на диване перед телевизором. Молодой человек был потрясен. Вот он — Александр Владленович — только вчера вел занятия в школе, ставил оценки, был таким доступным для общения, и вдруг — народный депутат выступает так умно и его слушает вся страна. А началось-то все с двух статей в газетах по истории Заболотска! История, которую Андрей любил и раньше, теперь стала казаться ему волшебным ремеслом, открывающим любые двери. Да, прав учитель — умение прогнозировать ситуацию, вовремя почувствовать ветер перемен — великое искусство, доступное тем, кто верно понимает историческую обстановку — историкам. Сам Кураш, казалось, практически подтвердил справедливость своих слов. Андрея Мирошкина распирало от наполеоновских планов. Вспоминалась и фраза, также неоднократно произнесенная Александром Владленовичем на заседаниях школьного кружка: «Кто владеет информацией, владеет миром». Именно тогда, летом 1989 года, Андрей Мирошкин решил стать историком. Он остро ощущал надвигающуюся смуту и втайне, снедаемый юношескими амбициями, надеялся, что разыгравшаяся буря вознесет его куда-то высоко-высоко.
Окончив завтрак, Андрей Иванович приступил к сборам сумки. Для этого ему понадобилось вновь войти в комнату. Протискиваясь туда-сюда между мебелью, он принялся выносить на кухню конспекты уроков и необходимые книги. Мирошкин не был классным руководителем, что, кстати сказать, считал величайшим счастьем, а потому не имел собственного школьного кабинета. Вот и приходилось каждый раз привозить с собой, а затем увозить домой нужные для уроков материалы.
В школе было два учителя истории — он и Нонна Меркулова, нервная старая дева лет на пять старше Мирошкина. Она всю себя отдавала преподаванию, вела кружок и была классным руководителем. За это кабинет истории достался ей. Андрей же Иванович кочевал по классам, а однажды даже целый день вел уроки в школьной столовой. Одно время он считал этот случай самым серьезным испытанием за всю свою недолгую педагогическую карьеру — попробуйте провести контрольную по вариантам среди учеников, сидящих за столиками в столовой, под звуки и запахи, распространяющиеся из кухни. Но неделю назад с историком приключилось кое-что почище. Он тогда занимался с учениками в кабинете русского языка. Начало урока задержали — детям в канцелярии отказались выдавать ключи. Пришлось Андрею Ивановичу, уже подошедшему к классу, самому спускаться за ними. Виновниками возникших сложностей были телевизор и видеомагнитофон, накануне установленные в кабинете. Ученики объяснили — словесница решила показать им фильм «Ромео и Джульетта», для чего в класс и принесли из директорского кабинета технику. Ну что же, принесли и принесли… На перемене стол Андрея Ивановича окружили ребята (урок проходил в шестом классе), и он ненадолго потерял контроль над происходящим за пределами образовавшегося вокруг него кричащего кружка. А между тем один из учеников включил телевизор и видеомагнитофон. В классе сразу установилась мертвая тишина, нарушаемая стонами и бормотаниями, которые издавала пара, совокупляющаяся на телеэкране. Через мгновение Андрей Иванович подскочил к телевизору и выключил кино для взрослых, но ощущение конфуза от произошедшего не прошло до сих пор. Занимала его и мысль о том, что же происходит в школе, когда уроки заканчиваются и учителя оказываются предоставлены самим себе. Владелица кабинета Наталья Юрьевна Глухова — маленькая, еврейского типа женщина в возрасте хорошо за тридцать — являла собой пример неувядающего оптимизма. Она писала сценарии ко всем школьным праздникам, непременно сама принимала в них участие, неизменно горя любовью к родной школе (она ее заканчивала). Наталья Юрьевна принадлежала к группировке учителей, которые на переменах собирались покурить в кабинете труда. Кроме этой веселушки и молчаливого трудовика Рауфа Митхатовича, фамилию которого Мирошкин никак не мог запомнить, там бывали преподаватель ИВТ Кирилл Рудольфович Дроздов и завуч-математик Надежда Пантелеймоновна Красинская. Все они имели семьи, у Натальи Юрьевны, например, было двое детей, и представить ее предающейся разврату на школьных партах за просмотром порнофильма было сложно. Впрочем, чего не бывает…
«Ты сегодня поздно будешь?» — услышал Андрей Иванович, уже одетый в джинсы и свитер, совершая последний вояж из комнаты на кухню. Жена лежала на кровати, открыв глаза. «Не успел уйти, проснулась, — подумал Мирошкин, которого передернуло внутри от одного вида проснувшейся супруги. — И чего человеку не спится? Ей ведь на работу, дай бог, к десяти». Вслух он только бросил:
