-Ну что, поверил, что мы есть?
-Не поверишь тут. Эва, какое внушительное удостоверение. Вот бы мне такое! Все девки моими бы стали.
-Такую ксиву кому попало не дают. Такая ксива, она как высший знак, отметина на всю жизнь! Но это все лирика. Переходим к грубой прозе жизни. Говорить теперь будем?
-Будем. Но о чем?
-Ну-у, милый мой, был бы человек, а рассказать ему всегда что-нибудь да найдется, особенно нам. Веришь?
Взглянув в его по-особистски добрые глаза, я сразу в это поверил. Но, будучи не в силах сказать что-то приличествующее моменту, я просто утвердительно качнул головой. В конце концов, мне уже и самому стало интересно, куда же я попал. В какое именно время нас занесло, я уже выяснил, если, конечно, сей доблестный муж не соврал. Но в каком городе я нахожусь, волновало меня не меньше, чем состояние моего организма. Да и про Андрея узнать было бы не худо. Я отчего-то верил в то, что Андрей где-то рядом, может даже в паре десятков метров. В конце концов, не бросит же он своего лучшего друга в беде? Ну, предположим, пусть не в беде ещё, но в ситуации, мягко говоря, не радующей мозг, глаза и уши. Да и остальные части тела тоже, поскольку все они мне чрезвычайно дороги.
-Вот и хорошо. Можно приступать, благословясь.
И мужик тут же перекрестился. От чего я ошалел еще больше. Первой моей мыслью было, что я просто сошел с ума. Или что у меня галлюцинации. На худой конец - пьяные кошмары. Последнее было бы предпочтительнее. И намного приятнее. Однако, мой собеседник явно не разделял мою точку зрения и мои предпочтения, и потому, обойдясь без лишних церемоний, взял стул и придвинулся еще ближе, почти к самой кровати. После чего достал из кармана какую-то коробочку.
-Доктора уверяют, что организм у тебя сильный, а значит, можно даже приступать, благословясь, к допросам третьей степени. Но, я думаю, нам доктора не потребуются, а ты, как я погляжу, парень умный, сообразительный, скрывать ничего не будешь. Или, пардон, я ошибся и нам все-таки следует позвать доброго старого доктора на предмет допросика с пристрастием?
При этом он продолжал возиться со своим прибором. Прибор мне явно не нравился, хотя до сих пор не знаю, почему.
-Не возражаешь, если мы наш разговор запишем? - произнес он таким тоном, что я сразу понял - никакие возражение не помогут.
-Ну, если это надо, то завсегда готовы. Мы люди сознательные и понимаем, что к чему и кто в земле морковку красит. И если Родина ртребует, то мы завсегда готовы круглое таскать, квадратное катать, награждать неучавствоваших и наказывать невиновных. Итак, что нашей родной милиции... - пардон! - полиции надо?
-Полиции все надо. Кто тебя знает, может ты радикал, или революционер? А может, ты вообще против нашей самой лучшей в мире партии. И если оно так окажется, лишняя запись не помешает. Бумажка, брат, она многое значит, она, брат, важнее человека. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой - человек. А человек человеку - рознь. Мы ведь можем такую бумажку выписать, хе-хе, что проще повеситься, чем жить далее.
И хотя прибор в его умелых руках никоим образом не напоминал бумагу, разве что в пьяных фантазиях шизофреника, я благоразумно промолчал. Не смог только удержаться от довольно наивной, как потом оказалось, реплики.
-Но откуда же полиция взялась в наше стране? У нас же семьдесят лет милиция!
-Ты свои красно-коричневые шуточки брось! Со времен коренного поворота исторической миссии, с момента возникновения периода восстановления доброй новой старой России, воцарения великого Лунного Зайца, повелителя всех россиянских народов, покорителя, потребителя и ниспровергателя Зеленого Змия, в нашем богоспасемом отечестве нет и не может быть иного всенародно одобряемого органа обеспечения государственной и внутренней безопасности, как полиция, где служат истинные сыны нашего вождя родины. Все остальные органы и службы - лишь жалкая пародия на осуществление правосудия. Одни мы достойны внимания и благосклонной любви начальства. И ради этого мы любого с лестницы спустим. Вот!
Я и сейчас, по прошествии нескольких месяцев, могу поклясться, что на глазах этого пройдохи выступили самые натуральные слезы восхищения. Или восторга. А может, и того и другого вместе. Ну, не важно, что именно это было, главное, что глаза у него увлажнились и заблестели. Я даже зауважал его, правда, пока не был уверен - за что именно. Чтобы у меня так слезы потекли, это надо горчицы наесться. Или луком глаза протереть. А тут на тебе - опа! - и натуральные слезы на глазах. Но для пользы дела решил, что пока стоит делать это непременно, я имею в виду - пускать слезу, - только в абстрактном смысле, и в определённых обстоятельствах. Ну а то, что такие обстоятельства возникнут в моей жизни, я нисколько не сомневался. Ежели есть абстракция, то непременно наступит конкреция, тьфу ты, совсем зарапортовался, не конкреция конечно же, а конкретность. И там то мы будем играть на своем поле, а не краплеными картами этого полицая. Ну а раз такое дело, то я даже скрывать восхищения не стал, надев на лицо соответствующее выражение. Пройдохе мое слащавое выражение морды лица понравилось, что выразилось в довольно ласковом слове "шельма".
-Ну, давай, шельма, теперь колись, как сухое полено под топором. Но только выкладывай все, обо всем и обо всех сообщниках. Учти, мы все знаем, а потому, лучше рассказывать. Для подтверждения, предотвращения и недопущения впредь.
-С чего начать?
-Для начала - каковы цели прибытия, с кем приказано держать связь, тайники, явки, пароли. Кто главарь. Где общак и где касса, это, так сказать, самое сладкое. А там посмотрим. Глядишь, и помилуем, исходя из содержимого кассы. Но ежели что не так, то смотри, то правом на бесправие, дарованным мне великим Луноликим, сгноить могу легко-легко. В бараний рог свернём легко и непринуждённо, даже пикнуть не успеешь. Веришь?
Я снова почувствовал легкую дурноту. От обилия его слов просто хотелось стошнить прямо в харю собеседника. Ну ладно, лунные зайцы, зеленый змий, это все знакомо. Даже объяснимо. Но тайники, пароли, явки - это уже явный перебор, нечто вроде дурно состряпанного детектива. Однако, взглянув на сидевшего передо мной, я четко осознал, что сей субъект искренне ВЕРИТ в эту чепуху, которую он без всяких усилий и сомнений нагородил передо мной. Победить его отрицанием оного бреда было бы невозможно, потому я решил избрать более гибкую тактику. На память мне пришла недавняя сказка, рассказанная мной Андрею, и я решил ее немного модернизировать, так сказать, подогнать под свои нужды. А потому, сделав соответствующее выражение лица, и нагнав как можно больше елея в голос, я начал:
-Помилуй Бог! Да я все как на духу выложу! Нам ли скрывать что-то, перед оком бдительной полиции? Ибо великий кормчий Ельцин, сын ехидны и прохиндея, в неизбывной доброте своей сугубо повелеть соизволил...
-Так что же ты сразу-то не сказал, - осклабился мужик, и я почувствовал, как его настороженность и подозрительность начали таять, как пломбир под солнцем. -Красные так не говорят, они на всю голову убитые. Наш ты человек, наш.
-Конечно же наш, кто же может быть не нашим в такой нашенской компании, - поддакнул я и мои акции мгновенно выросли. Вот только, хотя я и не учел реалий нового времени, в которое меня закинуло, я понял, что жить тут можно. Хотя и сложно. Впрочем, для человека, попавшего на 30 с гаком лет вперед, это простительно. Наивность провинциала порой даёт больше преференций, чем показная значимость выставляемых на всеобщее обозрение знаний.
-Ну, а коли наш, то мы сейчас живенько подписку оформим, даже на работу тебя примем. Будешь почетным ухом Смотрящего! Такое счастье не каждому может выпасть. Лежи-лежи, на колени потом падать будешь, когда документы в кадрах оформим.
-Ухом? - не понял я.
-Ну да. У нас в каждой губернии, а порой и волости, поставлены смотрящие от Великого. А вот ушей на всех не хватает. Сечешь, какое счастье небе привалило? В натуре, выигрышный билет вытянул в лотерее. Ловкий ты малый, однако. С тобой надо быть осторожным, в миг карманы обчистишь.
