Саша, девочка лет девяти, остролицая, с голубыми глазами и хвостиком светлых волос, ростом не высоким для своего возраста, не худенькая, фигурой, как впрочем, и манерами, больше смахивающая на мальчика. Наташа, немного старше Александры, стройная, ростом на голову выше подруги, которой совсем недавно исполнилось четырнадцать лет. Но, что одна, что другая, невзирая на возраст, одеты были неподобающе легко для столь ранней прогулки.
Добежав до берега и преодолев кучи морской, гниющей на воздухе и от того сильно пахнущей травы, девочки выбрались на твёрдый как камень песок. Они остановились и... застыли. Утро на берегу было хорошим. Над водой стелилась легкая полоска тумана.
– Ох, мне так и кажется, что всё воздушное какое-то! – воскликнула Саша.
– Что? – не расслышав её, спросила Наташа уже что-то выковыривающая из песка.
– Ну, ты посмотри! – Саша махнула рукой в небо, по которому, средь прозрачной синевы плыло бело облачко.
– Да вижу я. – Наташа, задрав голову, посмотрела в небо.
– А ты чувствуешь сейчас что-то необычное? – зачарованным голосом спросила Саша подругу.
– Чувствую слишком раннее для меня утро. А ещё, чувствую, что нам с тобой одеться надо было теплее. – Наташа сложила руки на груди и пыталась согреться.
– Ну, я не об этом. Ты чувствуешь волшебство? – произнесла Саша, казалось больше круглыми от восторга глазами, чем ртом.
– Волшебство? – Наташа задумалась. – Не чувствую я никакого волшебства. – И махнула рукой. – Ну тебя.
– Ой! Посмотри. Что там?
– Ну что опять? – Наташа подняла голову, и посмотрела в ту сторону, куда подруга показывала рукой. Над морем низко висел туман и в прослойке между ним и водной гладью, совсем далеко от земли были видны серебристые всплески и переливы чего-то, что появлялось из воды и в ней же исчезало.
– Что это? Как ты думаешь?
– А! Это Белухи веселятся. – Наташа присмотрелась. – Точно Белухи. Смотри, спинки блестят. О! Слышишь?
– Что слышишь? – Саша подняла голову.
– Слышишь гудки? Это они поют. Им хорошо значит. Люблю я их, хоть и не видела никогда вблизи. Они здоровые такие! Ух! Но очень умные.
– А ты знаешь, что у Белух тут родильный дом?
– Да. Между нами и деревушкой есть отмели, там, правее. Эти отмели песчаные, и вода теплее чем в других местах. Там белухи и рожают. – Наташа улыбнулась морю и посмотрела на подругу. И если бы Сашины мысли небыли в это момент, как впрочем, и в любой другой, заняты постижением чего-то непостижимого, она, может, обратила бы внимание на то, как Наташа на неё смотрит. В Наташином взгляде читалось любопытство, смешанное с задумчивостью. Она часто, так вот, смотрела на свою подругу. Будучи старше на четыре с небольшим года, Наташа отличалась некоторой прагматичностью. Мир воспринимался ею как само собой разумеющееся, данное раз и навсегда, неизменное, и не таящее в себе ничего ещё не раскрытого. Всё что она видит, есть всё, что имеет этот мир. А вот Саша… Она не взрослеющий ребёнок, будто только для неё одной время остановилось. Каждый день смотрит, к примеру, на бревно лежащее в лесу возле колодца, и каждый день видит в нём новое, до того не замеченное ею. Зачем Саше это, и главное: как так у неё получается? То бревно это на крокодила похоже, то она уверена, что тысячи лет назад бревно нерпой было, та умерла и тело погрузилось на дно, но с течением времени дно в этом месте вспучиваться стало, подниматься, так, кстати, со слов Саши, наш остров и появился. И вот, истлевающее тело нерпы начало деревенеть, и теперь лежит здесь бревном, а мы садимся на него. И ведь теперь сама отказывается садиться. Говорит: не хочу сидеть на бедной умершей нерпе, у неё же мордочка прям как у кошки нашей. Вот так вот. Что тут скажешь?
– Да! Я слышу! Ууу! Как гудят! Завораживает аж! – Сашин голос дрожал от восторга.
– Так удивляешься, будто не слышала никогда их песен. Каждое лето поют, и каждое лето ты удивляешься. Ну хоть я каждый раз не удивляюсь твоему удивлению. Иди ка лучше сюда, здесь не так сыро, – Наташа кивнула в сторону длинной коряги, лежащей на небольшой возвышенности из намытого песка. Подойдя поближе, они увидели, что это всего лишь старое бревно изъеденное червями и выбеленное долгим пребыванием в морской воде. Подобных ему вдоль берега лежало много. Устроившись поудобнее девочки притихли, задумавшись каждая о своём.
Спустя какое-то время Саша поднялась с бревна и побрела к волнам, периодически что-то поднимая с песка и с интересом разглядывая это "что-то". Подойдя совсем близко к воде, настолько, что отдельные волны заливали босоножки, девочка остановилась. Сашин взгляд был где-то там, где сливаются море с небом и где линия горизонта неумолимо указывает каждому из них своё место. Так стоять и смотреть она могла, кажется, бесконечно долго. Во всём этом было что-то грандиозное, непостижимое, захватывающее. Она не знала, что именно заставляет её сердце умолкать, будто оно устремляется вслед за взглядом, куда-то туда и… когда-нибудь так и случится. Сердце выскочит из тела, и подхваченное жаждой узреть невидимое, скрытое за горизонтом, полетит, и останется только тело, истлевающее на берегу острова.
– Саша! – окрик подруги заставил девочку обернуться.
– Если ты посмотришь налево от себя, то увидишь камень. Сядь на него и сиди там сколько влезет, а то, боюсь, тебя скоро в песок засосёт. Да. И не забудь положить под себя чего-нибудь, а то я же знаю – не скажешь так ты голой попой на ледяной камень сядешь, – ухмыльнулась Наташа.
Ничего не ответив подруге на это замечание, Саша подобрала с песка первый подвернувшийся под руки кусок доски, вероятно оставшийся от лежащего неподалёку пришедшего в негодность карбаса, побрела к камню, вскарабкалась на него, положила досочку, и наконец уселась тут же уйдя "в себя".
Солнце показалось из-за горизонта. Его лучи улыбнулись морю, берегу и двум девочкам, пришедшим сюда ради этой встречи. Начинался новый день. Наташа ковырялась в песке сидя всё на том же месте – на бревне, а Саша так и не двигалась – будто замерла. Поначалу её мысли расползались по линии горизонта, вздрагивая от всполохов волн налетающих на прибрежную отмель, успокаивались, погружались в толщу воды исчезая в непроницаемой свинцовой густоте, и снова, будто их выдёргивал Сашин взгляд – оказывались пляшущими над стихией воды и ей более неподвластными. Но первые лучи солнца изменили Сашино настроение, и как от сильного разряда, дав искру, взорвали эту безмятежную созерцательность, разодрав в клочья союз моря и неба, песню волн и запах жизни. Сердце девочки изменило ритм, вздрогнуло, сорвалось с места, взвыло и, клокоча и неистовствуя, породило новую и сильную мелодию. Саша вдохнула, выдохнула, вдохнула снова… И снова мысли.
