- И вы отказали?
- Да. Я колебалась, но ответила отказом, упрямая старая дура. Я думала, что он ещё не раз позвонит или позовёт на встречу...
- Да, - протянул Север, вновь забывшись. - Этот дед - большой упрямец. Иногда мне казалось, что он готов укусить себя за руку, когда всё шло не так, как нужно.
- Но звонков больше не было. Я ждала, что Виктор нагрянет в гости, как раньше, внезапно, притащив ворох цветов, - я как раз переехала и, конечно, сказала ему в телефонном разговоре, где теперь живу, - но он так и не пришёл. Я ничего не слышала о нём до... до сего момента.
Большие, влажные глаза изучали Севера.
- Как он нарисовал эту картину? Я поверила вам сразу: это он. Настолько точным посторонний человек быть не может. Я вышла утром, чтобы отнести книги в библиотеку и уронила их себе на ногу. До сих пор, вон, хромаю.
Дмитрий помог Анне перешагнуть лужу - последствия вчерашнего дождя - и с удовольствием сказал:
- Вы не узнаете своего бывшего мужа. Он теперь уличный художник. Никогда бы не поверил, что человек способен так меняться...
Он вдруг остановился, растерянно ухмыляясь. Человеческий поток на миг застыл, а потом, недовольно бурля, принялся обтекать его с обеих сторон.
- Что такое? - спросила Анна. По инерции она прошла ещё несколько шагов и теперь стояла напротив кулинарии. Дверь то и дело хлопала, выпуская новую порцию соблазнительных запахов. Играла музыка. Джазовые переборы клавиш, казалось, распахивали внутри тебя крошечные дверцы, из которых, обоняя ароматы большого мира, высовывались настороженные носы.
- Ведь это вы его изменили, - повысив голос, чтобы перекричать музыку, сказал Север. - И - до меня ведь только что дошло - он, в свою очередь, каким-то образом сумел изменить одного упрямца. Вон, видите этот дом? Поднимайтесь на четвёртый этаж. Номер квартиры я не знаю, но после лифта вам направо. А мне нужно кое о чём поразмыслить. Передавайте от меня привет и... уговорите его не бросать улицы. Стен хватит на всех, а Москва будет скучать без хороших художников.
- Я прекрасно знаю этот дом, молодой человек, - строго сказала Анна. - Мой муж живёт там почти всю свою жизнь. Я всё ещё не могу поверить в россказни относительно его художественного таланта. Зная Виктора, могу заявить, что это... это абсурд.
Она улыбнулась, превратив угловатое громоздкое слово во что-то мягкое и пушистое. Словно говорила: "Я не обвиняю вас во лжи. В это просто невозможно поверить". Легко представить, как эта улыбка вила из склочного старика верёвки.
- Нужно всё проверить самой. Все лужи уже позади, так что здесь вы можете меня оставить. Кто бы вы ни были, каково бы ни было ваше участие в судьбе Виктора - спасибо.
Они разошлись, не оборачиваясь, как два дуэлянта, считая вместо шагов переулки и канализационные люки. И умытая столица, урча автомобильными моторами, прижимала их к своей груди, как большой добрый кот любимую игрушку, а сама тёплым комком, солнечным зайчиком устроилась на груди старика, возлежавшего на заплесневелом белье.
Скоро он проснётся, не сразу осознав, что разбудил его звонок в дверь. И в распахнутые глаза, алчущие, как пустыня после многомесячной засухи, забывшей, что такое дождь, синевой вольются первые краски.
Конец