— Я буду вам чрезвычайно благодарен, доктор.
— Но у меня ничего нет: свои же ограбили. Впрочем, это неважно! — опять испугался доктор. — Может, найдете врача, сестру...
— Адрес сестрички могу дать, — сказал вдруг сосед справа. — Продувная дамочка! Попробуйте уговорить. Выбирайтесь на верхнюю палубу, на корму. Ее каюта окном туда выходит — третье окно с левого борта.
— Но как хоть зовут ее?
— Зовут? Сестра Агнесс. Из монашек. Из бывших! — И он многозначительно заулыбался.
Андрей выбрался на палубу. Промозглая темнота окружила его. Ветер с мелкими каплями дождя ударил в лицо. Он постоял, ожидая, пока глаза свыкнутся с темнотой, и пошел по качающейся палубе к корме, держась за леер. Под лодкой, укрывшись брезентом, дрожали на ветру кадеты. Андрей задел чьи-то ноги, оскользнулся на угольной жиже и, чертыхнувшись, повернул к ряду кают, где было светлее от плохо зашторенных окон. Из раскрытой фрамуги третьего тянуло табачным дымом, слышались голоса, нервный, звонкий женский смех. Андрей хотел постучать, но раздумал и вошел во внутренний коридор. Он двинулся не очень уверенно вперед, определяя, где может находиться нужная ему каюта, и, определив по тем же голосам и нервному смеху, постучал.
— Кто там? — раздался начальственный басок.
Белопольский сказал четко: «Разрешите!» — и шагнул в каюту. Он увидел стол под белой скатертью. В центре его возвышался покромсанный розово-коричневый поросенок, окруженный бутылками, тарелками с рыбой, маринадами, сырами, грибами и капустой. Андрей заметил трех женщин — они сидели рядом на диване, раскрасневшиеся, в рискованно декольтированных платьях, очень похожие друг на друга. В каюте было накурено, стойко пахло жареным мясом, ароматным табаком, крепкими духами. Двое без мундиров сидели напротив женщин.
— Кто вы? — спросил обладатель начальственного баска, развалившийся в глубоком кресле. — Что вам надо, капитан? — Он тоже был без мундира. Могучий торс стягивали подтяжки, лысый череп розово блестел.
Щурясь на свет и чувствуя на себе пристальные женские взгляды, Андрей объяснил цель прихода и добавил, что не думал застать здесь столько людей и поэтому извиняется, если его внезапное появление нарушает их праздник. Он повернулся, чтобы уйти, но одна из женщин с распущенными по плечам прекрасными рыжевато-медными волосами, встав из-за стола, сказала, что она и есть сестра Агнесс.
— Куда же вы, капитан? Посидите с нами, — ее голос звучал приветливо и чуть-чуть глухо.
— Он торопится, — неодобрительно проговорил лысоголовый. — У него же мать больна.
— Дай ему рюмку водки, — равнодушно сказал Лысый и, тяжело поднявшись, ушел куда-то в стену, за портьеру.
— Ого, сколько наград! Как вас зовут?
— Белопольский. Андрей Николаевич, — Андрей слегка щелкнул каблуками и склонил голову. — Так что же с уколом, сестра Агнесс? — спросил он.
— Я сделаю, сделаю, — наклонилась она к нему, нарочито напоказ открывая белые большие груди. — Я беру сорок франков за укол, но для вас, Андрей... Где вы расположились?
— В нижнем трюме, — усмехнулся он. — Первый класс занят.
В этот момент вошел Лысый. Он был мрачен.
— Ну что там? — без интереса спросила Агнесс.
— Придет через полчаса, — хмуро косясь на стол, ответил лысый и добавил неприязненно: — Бардак, не стол. Стыдно! Убрать надо! — И тут, заметив Белопольского, процедил, что не любит посторонних любителей застолья, незваных гостей, которые привыкли себя чувствовать всюду как дома.
Андрей почувствовал: теряет контроль. Бешеная ярость, как бывало на фронте, захлестывала его. Захотелось ударить, бросить на пол Лысого, разрядить пистолет в упор. Лысый дернул головой, и двое бросились на Андрея. Он увернулся от пьяного и подставил ногу капитану. Тот упал, опрокидывая стулья. Андрей двинулся на Лысого, забыв про пистолет, но инстинктивно оберегая увечную руку.
— Прекрати! — истошно закричала Агнесс и хлопнула об пол тарелку.
Это отвлекло Андрея, и мужчины набросились на него сзади, схватили за руки, профессионально вывернули их. Два удара обрушились на Андрея, и он упал.
— С-сука, — Андрей заставил себя встать. — Дерьмо!.. Ох, дерьмо, тыловое сало! — сказал он в лицо Лысому, заикаясь от волнения и не чувствуя боли. — Ничего... Мы посчитаемся, посчитаемся.
— Ого! — удивился Лысый, вновь усаживаясь в кресле. — Упрямый. Дайте ему еще!
— Нет! — Агнесс, гневная и испуганная, потащила на себя край скатерти со всем стоящим на столе. — Нет! Ты не посмеешь! Запрещаю!
— Хорошо, — сказал Лысый. — Выбросьте падаль.
Капитан и второй, пьяный — вроде он и не был пьяным, — потащили Белопольского по коридору и выкинули на палубу...
Не успел Андрей, пряча лицо, улечься («Долго же вы ходили, батенька, — встретил его сосед. — А матушка уснула, и это лучший лекарь»), как в трюме появилась Агнесс. Она была в серой кавалерийской шинели, на волосах — белая крахмальная косынка сестры милосердия и, как звездочка, маленький ярко-красный крестик. Села рядом, поставила саквояж, ласково оглядела Андрея. Достала еду, завернутую в салфетку, сказала, вздохнув:
— Как они вас... Негодяи! — И попросила тихо, дрогнувшим голосом: — Я извиниться пришла, — она посмотрела беззащитно. Потерла лоб, провела узкой ладонью по лицу, сгоняя усталость.
— И часто вы за него извиняетесь?
— Не говорите со мной так! Не говорите! — страстно вырвалось у нее.
Андрей не понял — то ли стыдится своего прихода, то ли просит прощения за мужа, любовника — бог знает кого. Не понял, но и спрашивать не стал, не захотел.
— Хочешь, чтоб я ушла?
— Прежде укол. Я заплачу сорок франков
— Ничего вы не поняли, Андрей Николаевич, — сказала она с тоской. — Думала, пожалеете меня.
В это время проснулась Мария Федоровна. Приподняла тяжелую голову, повела непонимающим взором.
— А где у вас болит, голубушка? — участливо спросила Агнесс, раскрывая саквояжик и готовя шприц.
— Сердце что-то покалывает.
— А раньше бывало такое? — Слушая и задавая новые вопросы, Агнесс работала споро, привычно, движения ее рук были четкие и быстрые. — Я ввожу камфару, сердечку сразу полегчает. И успокоительное, — вы уснете.
Эта врачующая Агнесс была совершенно иной, незнакомой и милой Белопольскому. Андрей задремал против воли — усталость навалилась на него внезапно и сил бороться с ней не было.
На рассвете Агнесс не пришла, и, хотя Мария Федоровна бодрилась и говорила, что чувствует себя лучше, Андрей пошел искать медсестру, готовый к новой встрече с Лысым и даже к новому столкновению с ним. Не без труда поднялся он на верхнюю палубу и нашел вход в пассажирский коридор на корме, по которому ночью волокли его избитого. Вот и третья каюта справа. Он постучал. Никакого ответа. Постучал сильнее и требовательней — молчание. Андрей вернулся на палубу, отыскал знакомое зашторенное окно и постучал по стеклу. И тут на стук почти сразу же выглянула усатая физиономия, весьма недовольная тем, что ее потревожили.
— Мне нужна медсестра Агнесс, — сказал Андрей.
— Нет тут никаких медсестер! — ответила простуженным голосом усатая физиономия. — Это каюта генерала от инфантерии Косова! — Физиономия скрылась, занавески задернулись.
Мистика какая-то! Андрей побродил по кораблю, постоял у борта. Утреннее пустынное море было спокойным, сине-серым. Небо — голубым. На горизонте прорисовывался силуэт большого военного корабля. Ничто, казалось, не нарушало идиллического настроения и не прел вещало того, что произойдет с пассажирами «Надежды»...
И все же Андрей встретил Агнесс. Они столкнулись случайно, днем уже, на верхней палубе, неподалеку от капитанской рубки. Их пальцы непроизвольно сцепились, и вдруг Агнесс, перестав сдерживать себя, обняла Андрея и поцеловала — днем, на палубе, при всех, и при знакомых лысого своего полковника, вероятно. Улыбаясь и плача, она целовала его, захлебывалась словами, повторяя одну какую-то неразличимую фразу — нечто вроде «прости, прости, прощай, прости!», а потом, оттолкнув Андрея, быстро пошла по палубе, вдоль борта. И ни разу не обернулась, даже мельком не взглянула на него... Он подумал о том, что эта женщина по-настоящему несчастна. Впрочем, только ли она несчастна? Все они несчастны... Он вспомнил, как окружили «Надежду» десятки переполненных лодок и катеров, как молили люди взять их с собой, не оставлять, заклинали всем святым. А потом раздался чей- то истошный вопль: «Будьте вы прокляты!» Они действительно прокляты — все, все! И он, князь Белопольский, и Мария Федоровна, и Агнесс, и ее лысый полковник. На берегу он непременно должен разыскать Лысого и поквитаться с ним. Один на один. Он заставит его драться!..
Андрей поспешил к трюму. Только сейчас, днем, он увидел, как переполнена «Надежда» — люди сидели и лежали, казалось, в самых неподходящих местах. Они уже привыкли ко всему, и их бивачная жизнь входила в какую-то организованную колею, становилась привычной. Стояли огромные и молчаливые очереди к кипятильнику и в туалеты. Появлялись многочисленные приказы пароходных и военных властей, которые, конечно, никто не исполнял. В салоне шла крупная карточная игра, не прекращающаяся сутками. Замурзанные, закопченные кадеты, на которых больно и смешно было смотреть, шастали по всем палубам, надстройкам, каютам, пассажирским трюмам в надежде украсть что-нибудь съестное. Говорили, в носовом трюме, где везли вповалку солдат, начался военно-полевой суд: нижний чин будто бы убил офицера. Одни возмущались, называли это презрительно «вечной игрой в солдатики», другие хвалили, ибо «порядок всюду должен быть», но никого не занимало это серьезно: у всех имелось полным-полно своих проблем.
