— Я не хочу говорить о шее. — Он повернулся к кофе и вытащил лоток с фильтром. — Кто-нибудь приходил в салон на этой неделе? Кого я знаю?
Мама задумалась, а Эд пытался освободить место в мусорном баке для использованного фильтра. Когда у него не получилось, то просто бросил в коробку из-под пиццы.
— Моника Грабер, — наконец сказала Аннет.
Эд замер с новым фильтром на полпути к кофеварке и нахмурился, пытаясь понять, знакомо ему это имя или нет.
— Я знаю ее по школе или из церкви?
— И то и другое. Она была поваром в школе Фарнсворта и вашим учителем катехизиса в Сент-Казимире.
— Ах. — Эд смутно вспомнил суровую, слегка сутулую женщину с седыми волосами и постоянным хмурым взглядом. Он сполоснул кофеварку и засунул фильтр, наполнил водой. — Как она?
— О, ее беспокоит артрит. Но на эти выходные приедут ее правнуки, так что это поможет отвлечься. Я помыла ей волосы и подстригла. — Аннет откинулась на стопку журналов. — О, Эллен Рудавски была. Благослови ее Господь, но она слишком много загорает. Кожа лица как старая обувь, но она думает, что это красиво. В этот раз я уговорила ее на меньшее количество ярких прядей, так что теперь она не похожа на невесту Франкенштейна. Она, конечно же, спросила, почему тебя не видно в церкви.
— Она не говорила, чем занимается Аарон? — Эд неслучайно задал вопрос, он знал: ему не о чем беспокоиться. Это была любимая его часть.
— Нет, и я бы не стала спрашивать! — Аннет сделала несколько возмущенных вздохов и только после продолжила: — И это не смешно, так что перестань улыбаться. Конечно, мне все равно, с кем ты спишь, но Эллен нервная и суетливая; и нет, ей не понравилось, что она нашла своего сына с тобой в одной постели. И мне не нравится быть причиной скандала в нашем районе, спасибо!
«В постели с прекрасным членом Аарона на полпути к горлу», — мысленно поправил Эд, улыбаясь воспоминаниям.
— Мама, это произошло двенадцать лет назад.
Еще какое-то время Аннет тяжело дышала, потом сдалась и вздохнула.
— Вряд ли это имеет значение, Эд. Теперь он женат. Боже, спаси и сохрани эту бедную женщину. В любом случае, ты слишком хорош для Аарона Рудавски.
Эд включил кофемашину и прислонился к столу.
— Чем займемся сегодня?
Аннет посмотрела вокруг.
— Мы должны убрать этот свинарник, который ты называешь домом. Эд, скажи, как ты живешь здесь?
— Хочешь пойти по магазинам? — спросил Эд, игнорируя комментарии о квартире. — Мы не были вечность в «Моле» или в «Икеа». Наверное, людей будет много, сезон скидок как никак. И я бы не возражал зайти в REI. — Он глянул на таймер на микроволновке и нахмурился. — Мне нужно будет вернуться к пяти часам или около того.
— О, — просияла Аннет, — у тебя свидание?
Эд открыл было рот, потом понял, что сам не знает ответа на этот вопрос. Он решил промолчать и повернулся к кофейнику, желая, чтобы кофе приготовился быстрее.
Он слишком поздно понял, что кинул матери приманку, которую та обязательно проглотит. Аннет соскользнула с табуретки и подошла к Эду.
— Как его зовут? На кого он похож? Когда я смогу познакомиться с ним?
— Это не… мы не… — Эд двигал кофейником круговым движением по раскаленной плите, стараясь остудить пыл волнения, охвативший его. Ручка кофейника задрожала в его руке, и он сдался.
— Лори, — признался Эд. — Его зовут Лори Паркер. Он танцор.
Аннет отпрянула с «фу-у-у»-выражением лица.
— Один из тех, кто танцует грязные танцы в барах?
— Нет! — Эд сердито посмотрел на мать. — Нет, мама. Танцор. Балет и прочее. Он преподает в Иден-Прери. Он был выдающимся, по-настоящему выдающимся танцором. Теперь у него студия, мама, у них там есть его афиша. И еще он ведет занятия аэробики в центре. Там мы и познакомились. — Он снова двинул кофейником. — Но мы… я не знаю. Просто знаешь, если ты встретишься с ним, держи себя в руках.
Но все попытки преуменьшить значение Лори в его жизни почему-то только еще больше возбудили его мать.
— Он красивый? Он хороший?
— Да, он красивый. — Эд обдумал второй вопрос. — Он немного язвительный. И определенно не дает мне спуску.
Восторг Аннет рос в геометрической прогрессии.
— Он католик?
Эд бросил испепеляющий взгляд на мать.
— Мама! — Но она все равно смотрела на него с… надеждой. Он вздохнул. — Я не знаю. Сомневаюсь.
Часть умиления в виде румянца поблекла на щеках Аннет, но, когда Эд покачал головой, она ощетинилась.
— Что? Разве плохо желать хорошего мальчика-католика для своего сына?
Кофе еще не был готов, но уже был близок к этому. Эд поискал чистые кружки. Одну нашел. Наполнил и передал матери. Она приняла, но с сомнением посмотрела на холодильник.
— Сколько лет твоему молоку? — Когда Эд тупо уставился на нее, она поставила кружку и взяла сына за руку. — Эд. Я не хочу ворчать. Честно, нет. Но твоя квартира? Я старалась держать рот на замке, но я боюсь открыть твой холодильник. Ты никогда не был чистюлей, но с тех пор, как ушел из команды, ты прошел длинный путь.
Эд освободился от ее хватки и занялся мытьем кружки в раковине. Это смотрелось уловкой, потому что раковина была полной, и потому что у него закончилось моющее средство. Он хотел отвлечь мать или попросить оставить его в покое, но подумал, что ему, вероятно, придется отказаться от ночи с Лори. Потому что знал — лучше не приводить такого мужчину как Лори к себе на свалку. Все сжалось внутри него, и ему нечего было сказать в свое оправдание, только не в этот раз. Поэтому он промолчал. Вытер кружку о футболку и налил себе кофе.
Что для Аннет прозвучало как сигнал к продолжению.
— Ты просто несчастлив, дорогой. Ты говоришь, что ты в порядке, но я могу сказать: — Нет! Ты пытаешься, знаю. Тренировать детей было хорошей идеей, и, возможно, это поможет, но тебе нужно что-то еще. Ты всегда был таким. Тебе нужно сфокусироваться на чем-то. Страсть. Перед другими людьми ты можешь прикрываться, скрывая свои внутренние проблемы, но ты умираешь внутри, по одному кусочку за раз. Твоя квартира и раньше была грязной и неопрятной, так как ты был плотно занят. Но теперь это катастрофа, потому что тебе все равно. А ты должен заботиться о себе. Эд, тебе нужно найти что-то. Если бы ты смог получить работу с достойной зарплатой и хорошей страховкой, что давала тебе дело твоей жизни — это было бы одно. Но ты не любишь свою работу и без футбола… — Она прикусила губу и покачала головой. — Я просто беспокоюсь о тебе, дорогой. Очень.
Эд слушал все, стоя спиной к матери и глядя в темноту кружки с кофе. И он продолжал так стоять в течение бесконечно-тяжелых секунд. Он не знал, что ответить. Он хотел сказать, что не чувствует так, как описала мама, но потом память услужливо воскресила утро в «Садах скульптур». Про отчаяние, которое привело его туда, и как упорно он старался не звонить ему, мужчине, которого хотел. Он понял, что чувствовал себя погасшим.
Затем подумал о Лори и о своих ощущениях, когда целовал его.
Страсть.
Эд снова осмотрел свою квартиру. И, наконец, признал, что никакой страсти с Лори здесь никогда не получится. Пока все выглядит вот так, значит — не сегодня.
И все стало еще хуже.
Прочистив горло, Эд кивнул и поднес кружку к губам.
— Хорошо, — сказал он и сделал глоток, — я уберу квартиру. Я наведу порядок и сделаю из дома сверкающий дворец. Счастлива?
Он ждал всплеска радости, но ответа не последовало. Эд взглянул на мать. Аннет выглядела ошеломленной и бесконечно удивленной.
Эд нахмурился.
— Мама?
— Что ты сказал? — спросила Аннет. — Ты… ты только что сказал, что уберешь квартиру?
— Да, — настороженно ответил Эд. — Это проблема?
— Никогда, — прошептала она. Теперь ее руки дрожали. — Никогда. Ни тогда, когда ты был маленьким, ни тогда, когда ты вырос. Никогда. Никогда.
— Мама? — уже взволнованно спросил Эд. — Ты в порядке?
— Ты никогда не убирал свою комнату для меня: ни когда я просила, ни когда я настаивала. Ни разу. Ты убирал свою комнату, когда понимал, что уже пора. Но никогда… — Ее глаза наполнились слезами. Аннет обхватила лицо Эда своими ладонями и крепко поцеловала в губы. — Мне все равно, что этот Ларс не католик. Я уже люблю его.
