Стах смотрит на классную непроницаемо.
— Я скажу, что столкнулся с кем-то. И на себя пролил. Не будем маму расстраивать.
— Ты во что-то ввязался, Стах?
Да. Или нет. Или наполовину.
Он говорит, не отделяя одно от другого:
— Поинтересуйтесь, что творится в десятом «Б». Я домой пойду. Переодеться. Это на урок, не больше. Вы мне записку напишите?
VIII
Госпожа Совесть грызет Стаха. «Ну что? — спрашивает она. — Хорошо тебе ночами спится? С осознанием, с чем ты его бросил?» Стах не отвечает. Это провокация. Начнет оправдываться — и сварливая дама на «С» сожрет.
Стах сначала думал вместо столовой свалить в северное крыло. Такой повод шикарный: «Тиша, прикинь». Тим прикинет. А потом ему скажет: «Никогда ко мне не подходи»…
Стах усмехается. Одергивает себя.
Он на следующий же день возвращается в столовую, и оказывается, что не просто так, а под опеку: Сахарова теперь свой класс караулит. Попробуй что-нибудь сделать. Этому ублюдку. С доски почета.
На выходе один знакомец, теперь — Компот, вылавливает Стаха и шипит:
— Только останься без присмотра.
— Долго вымывал пюре из челки? — усмехается.
— Не жить тебе.
— По десять раз только утром слышу. Что-то живу, — вырывается.
— У вас тут что? — Сахарова спешит на помощь: ей потом за каждую царапину на веснушчатом лице придется лично отчитаться.
Стах уставляется в ожидании. Компот сверлит его ненавидящим взглядом, выдавливает:
— Уже ничего.
— На «ничего» суда нет, — веселится Стах. — Счастли́во.
IX
Как-то на перемене Стах получает. Сначала подножку, а потом — по животу и ребрам. Лицо не тронут. Они не попадаются не только потому, что Тим молчит. Компот ему обещает:
— Это война, рыжик. Это теперь личное.
— Быстро ты меня занес в «личное». Может, еще домашний тебе дать? Если нравлюсь.
— Веселишься, сука?
Веселится. По привычке. Выясняет: в гимназии номер один лежачего бьют. В гимназии, где за драки ребят исключают. При условии, что на драке поймали.
X
Под конец недели, когда Серега со Стахом сцепляются в коридоре, последний что-то вздрагивает и шипит. Серега задирает ему футболку и присвистывает: братец младший у него — космос.
— Кто? — и спрашивает так, как будто есть дело.
— Пошел ты, — отбрыкивается.
— Сташка, я матери твоей расскажу.
Стах уставляется в упор. Надолго. Проверяет на вшивость. Взвешивает оба зла. Отвечает:
— Десятый.
— За что?
Стах усмехается.
— Как тут любят говорить?.. За «блядские рыжие корни»?
Серега отчего-то теряется. Стах уходит, успокоенный тем, что он не расскажет. Хоть о чем-то в этой семье не принято болтать. Проблемы мужчины — это проблемы мужчины, а не всеобщее достояние. Даже если он еще не мужчина, а пятнадцатилетний мальчик.
XI
Тим сидит, подперев рукой голову. Не смотрит. Не вникает. Не влюбляется в физику. Колупает тетрадный листок. Стах понимает, что он не слушает, замолкает, закрывает учебник. Отзеркаливает Тима. Спрашивает с деланным равнодушием, кичливо:
— Ты не придешь?
Тим поднимает на него взгляд и снова опускает. Угнетенно молчит. Стах усмехается. Встает с места и начинает собираться. Тим наблюдает за его руками. Выдает тихо и ровно, как будто выдавливает слова:
— Что ты делаешь?
— Ухожу.
— Что ты делаешь? — повторяет Тим снова, и Стах замирает — лишь на секунду.
— Ты глухой?.. — и, хотя понимает вопрос, продолжает играть в эту тупую постановку — конца, который никак не может наступить.
— Что ты делаешь, Арис?..
Стах переносит вес на здоровую ногу, скрещивает на груди руки. Щурится на Тима, предлагает:
— Подумай.
Тим поджимает губы. Комкает лист. Расслабляет пальцы, выпускает. Подрывается, грохоча стулом, забирает рюкзак и выходит.
Стах следит за ним несколько секунд, пока не теряет из вида. Падает на стул и морщится, обхватывая рукой колено. Убеждает себя, что глаза слезятся от физической боли.
XII
Стах идет следом по улице. Тим в десяти метрах. Тим в тысяче километрах. Тим проваливается в бесконечность — так до него далеко.
Нужно два слова. Можно три. Можно четыре — вставить Тимово «кажется». Чтобы признаться. Чтобы Тим больше не гадал, какого черта он делает. Ему нужно еще три слова, чтобы оправдаться бессилием, чтобы защититься бездействием, чтобы донести — что он просто боится.
Все это уместится в короткие две фразы: «Ты мне, кажется, нравишься» и «Я не могу». Но, помимо слов, ему еще нужно наскрести в себе храбрости. Храбрости, чтобы отрезать — как есть, а не замалчивать.
Правда в том, что замалчивать легче.
========== Глава 38. Посещение дурдома ==========
I
«Он не придет», — говорит матери Стах. Сначала молчит на расспросы, потом отвечает: поссорились. Как будто это «поссорились» может хоть что-то вместить. «Он не придет», — говорит себе Стах. И смотрит на часы.
Тим гордый. Тим упрямый. Тим обидчивый. Он не придет.
Стах хотел поставить точку? Поставил. На что он теперь надеется? Пусть возьмет себя в руки.
II
Но в пять часов домофон оживает. Стах подскакивает, как ошпаренный. Несется в коридор и думает: вот будет забавно, если там какой-нибудь шутник, сантехник, почтальон, мало ли кто — вот будет забавно! Стах выдыхает после спринта и хватает трубку:
— Слушаю.
— Арис?..
Все. Это он. Можно даже не продолжать.
— Заходи, Котофей, восьмой этаж, — и тон такой, как будто ничего между ними не случилось, как будто у них все хорошо.
— Вы же поссорились? — спрашивает мать, когда он зажимает кнопку.
Зря Стах ей рассказал. Теперь начнется…
II
И начинается, едва Тим входит. Потому что мать его встречает даже активнее, чем Стах: тот маячит где-то на заднем фоне.
— Тимофей, здравствуйте! — она тянет ему руку еще с порога, еще в дверях, едва он подходит ближе.
Он теряется, что эту руку, женскую, изящную, нужно пожать и берет осторожно, едва сдавливая пальцами, и смотрит во все глаза — на такую же рыжую, как Стах, женщину, с тугой прической, в аляповатой блузке и белых джинсах. У нее открытое светлое лицо, яркие глаза, яркие губы, капризно вздернутый нос. Как будто ей лет двадцать пять.
Тим пялится на нее рассеянно и, наверное, пытается уложить ее, истеричную, в своей голове. Может, потому, что она не похожа на телефонный голос, мучивший его тридцать первого числа.
— Боже мой, Аристаша, посмотри: он же еще совсем мальчик… — она улыбается белыми ровными зубами. — Что ты? такой испуганный?..
— Ничего… вы просто…
— Что?
Она смотрит на него в ожидании, а он не знает, как сказать ей. В итоге выдает первое, что приходит в голову, выдыхает тихо, сникая под ее боевым духом:
— Очень эффектная…
Она смеется. В ней пропадает напряжение, просыпается молодая девчонка. Засиявшая и немного смущенная, она отпускает его и подталкивает внутрь.
