Дин неожиданно поймал себя на том, что со злорадством подумал - вот теперь его Зверь угомонится хоть на какое-то время. Выругался с досады, вспоминая, что всё это было больше двух лет назад.
Щелчок, явно возмущённый выдох, шмыганье носом и:
«Вот урод же, а? Мелкий, гадёныш, пользуешься тем, что я сейчас беспомощный, да? Га-а-ад… Я тебе это ещё припомню! Ну и хули, что в койке? Всякое бывает же! И вообще, волнует его, как я теперь дрочить буду! За себя бы лучше поволновался. Мужику шестнадцать лет, а он не целованный до сих пор! Да и дрочить-то умеешь? Или так… знакомое слово вставил, а? Мелочь выёбистая! А я же не раз предлагал ему помочь с бабами… Ну там, познакомить… и не только. У меня знакомая есть, так она вообще с нами двумя не против. Мелкий ей по вкусу пришёлся, а он отказывается! Не, ну ни ума, ни фантазии у чела! И я бы поучить мог, и вообще, да? Так нет же! Суко, ну и ходи нетраханный! На него в классе девчонки нормальные внимание обращают, а он морозится, как не знаю кто! И вообще, общается, не пойми с кем!»
Пару секунд сопения.
«А ведь не рассказывали никогда об этом случае с рукой Монстра, сволочи!»
А Свят тем временем продолжил:
«Зато я картошку полоть не поеду на выходные, понял? Мне запрещены нагрузки. Вот. Будешь там сам въебывать… ы-ы-ы! Блин…» - небольшая возня, тихий вздох. – «Чёта мне не очень весело. Как-то чувствую себя не айс… А матушка по ходу права была – по-моему, температура на самом деле поднимается. Поспать надо. И рука болит, зараза… Зойка, корова, млять! Не, наверное, пора с ней завязывать. Могла же и правда на яйца коленом встать… ох… А вообще, как-то я начинаю подозревать, что девочка в меня втюривается. А нафига мне это надо? Ещё права качать начнёт… В жопу, вообще. Не, серьёзно надо бабу менять. Надо. Ибо не хуй… Ладно, я посплю».
«Ах ты, циничная малолетняя сволочь!»
Дин млел, хотя давно не сомневался, что его Зверь уже родился притягательным сексуальным подонком.
***
Записи Дин слушал, продлевая удовольствие, понемногу, надеясь, что если не прослушает всё на этой неделе, то Свят разрешит диктофон оставить и на следующую.
Вслед за записью о растянутой кисти были отчёты о двух днях, когда Свята родственники всё же оставили дома, уехав в деревню.
Первые часы его одиночества были полны оптимизма, в смысле, что «хоть один дома побуду, отдохну», потом пошли рассказы о недавно просмотренных им фильмах. Затем была описана попытка поиграть в «Doom» на компе одной рукой. Позже было философствование на тему «как тяжело живётся инвалидам», и что даже ковыряться в носу левой рукой неудобно.
Благополучно пережив ночь, следующий день через небольшие промежутки времени он описал как:
«Проснулся… Поссал… Подрочил… Помылся… Покурил… Позавтракал… Посмотрел телик… Поспал… Снова поел… Послушал музыку… Посмотрел порнушку – снова подрочил…»
И это со всё уменьшающимся энтузиазмом в голосе.
А в конце второго дня заявил открытым текстом: «Блядь, чёто мне не хватает… Мелкому, что ли, позвонить? Поиздеваться».
И уж было смешно не догадаться, что Свят не поиздеваться хотел над своим мелким, а хотя бы просто услышать голос. Он по нему скучал.
Да и вообще, Ангел не мог не заметить, что почти в каждой своей записи, в какой бы то ни было форме, но Свят вспоминает своего близнеца.
После возвращения Яна на третий день шла запись вот такого содержания:
«Сегодня меня собираются бесплатно провести в клуб. Оттянусь! Мелкий, кретин, нарыл где-то в деревне траву, похожую на коноплю, мне показал. «На, говорит, покурить хочешь?» Я аж рот открыл… Забрал у него, растёр листочек… Фу, зараза такая вонючая! Облом полный, блин. Сволочь, ржёт он ещё! А я уже обрадовался… Это. Вытащил две занозы из его ладони. Говорил же ему, чтобы перчатки надевал!»
И тут же Дин, зная, как Свят боится крови, во всех красках представил эту картину: Яна с закушенной нижней губой, но стойко держащегося, и Свята - бледного, сосредоточенного, с матами наперевес, но очень старавшегося быть сильным. Быть старшим.
«Обожаю», - подумал тогда Дин.
«Ян сказал, что конопля - это вообще дерево. Только ему вырасти не дают. Ага! Говорю, сам ты - дерево! Дуб, в основном. Полез в инет. Не, точно не дерево. Это я не про мелкого…»
Следом за этой записью было несколько восторженных, о новой девчонке, с которой Свят познакомился в клубе и собирался начать встречаться.
Дальше - запись о Яне, которая Дину дала ясно понять, что ещё совсем немного - и ВСЁ в жизни братьев Истоминых перевернётся с ног на голову.
«Мелкий так странно себя ведёт… Не пойму. Я и сам заметил, что он стал заторможенный, и мать пожаловалась, что нифига не жрёт. Пересрал, не выдержал, спросил у него, что за фигня? Он отмахнулся, что всё пучком, что выдумываем с матерью невесть что… Я даже подумал, может, влюбился часом? А потом вспомнил, что он только с парнями общается. Уж мне-то не видеть, с кем он тусуется по вечерам во дворе! Девок в их тусовке нет, это точно. Есть один приезжий, брат чей-то… пфф… И всё… Надо будет повнимательнее к мелкому присмотреться… Как-то меня он напрягает…»
Дин невесело усмехнулся, подумав, что как же был прав его Зверь в своей тревоге.
***
«Сегодня девятнадцатое июля…»
Так начиналась следующая запись, и уже только по странно напряжённому голосу Зверя с первых слов Дин понял – началось.
И не ошибся.
«…а вчера утром я узнал, что мой брат - гей… Нормально? Почему я рассказываю об этом только сейчас? Да потому, что вчера я был практически не в состоянии не то, что об этом говорить, но и думать…»
«Не сомневаюсь, родной… Не сомневаюсь», - пронеслось в мозгу Дина.
«Как узнал? От самого Яна… Блин, я такой валяюсь себе в комнате, расслабон полный, музыку слушаю. Громко слушаю. Мелкий вдруг заруливает, я на него мельком взглянул, потом закрыл глаза… Он плюхается рядом… Ну, такое и раньше было, ничего особенного. Мне пальцами по плечу пошкрябал, я поворачиваюсь, типа «чего?», а у него глазищи какие-то виноватые, что ли… И уже только от этого стало не по себе. Хватаю дистанционку, делаю музыку тише, говорю: «Ты чего?» - А он: «Нам поговорить надо…» Надо так надо. Всякое бывает, да? Ну, типа, начинай… А он: «Ты пообещай только, что не убьёшь меня!» Заебись, ага? Я аж сел на кровати. Думаю – ну ни хрена ж себе! Чё за ерунда? Говорю: «Да попытаюсь как-нибудь, колись!» А он мне в глаза уже и не смотрит, давай в одеяле дырку ковырять… А у меня внутри всё закипать начинает. Не понятно же ничего! Я ему: «Родной, будешь молчать, я тебя точно убью. Хорош мне на нервы давить!» Он кивнул… А потом, блин, выдал: «Короче, брательник, я - гей». Пф-ф-ф… Нормально? Чего-о-о? Чё за бред-то? А он: «Я давно сказать должен был, но всё тянул». Ах-ха! Твою мать! Ржу – не могу! Ну и такой: «Задрал ты уже своими выебонами! В простого эмо играться надоело, решил в пидорасы записаться? Ну-ну… Будешь «эмо цвета неба»! Круто просто! Ха! Надолго, вообще? Чего дальше ждать от Вас прикажете, прынц голубых кровей? Хватит уже прикалываться! Шутку твою я оценил, прАтивный! Повеселил! Отвали и засохни!» А он так странно хмыкнул, говорит: «Я не клоун, чтобы веселить. Я влюбился в парня», - и взгляд такой… Такой, аж мурашки по коже… Млин, ну реально не шутят с такими глазами! Песец полный… Меня и переклинило. Сначала молчал, а потом всё-таки чего-то сказать пытался, поперхнулся, мать его, закашлялся, вскочил с постели, ощущение такое, как будто у меня температура под сорок и всё ЭТО – бред собачий!!! Кашляю и в то же время матерюсь, ору на него, как резаный… Орал много. Только что именно - не помню… Но, видимо, не совсем приятное. Про пидарасов и гомиков - это уж точно. В себя пришёл, заткнулся… Мелкий таращится перепуганными глазищами, губы почему-то вытер, говорит: «Ты это… Горло болеть будет, не ори так…» Не, ну не пиздец ли, вообще? Это не было подьёбкой. Он знает, что у меня так бывает… Аж внутри всё перевернулось, как по башке кто стукнул… Думаю, что я делаю?! Хули ору на него? Так противно от самого себя стало… Короче… это… не выдержал, меня к нему кидает, а он аж дергается с перепугу… А я обнимаю, теперь уже самого себя матерю, прошу прощения, говорю, что фигня всё это… Что я и такого его любить буду… Ну, правда же, мать его! Кто я такой, чтобы судить хоть кого-то за это?! Он в меня вцепился… Что-то там бубнил мне в шею… Измазал и слезами, и соплями, идиот мелкий…»
