Рыча, он потащил ее обратно за хвост и, придерживая лапой, разорвал зубами кролика там же, утоляя многодневный голод.
Насытившись, он обернулся человеком и, утерев окровавленные губы, поволок лисицу к своему поместью. Там он бросил ее среди трупов — и вернулся в свой дом.
X
Когда солнце село за лес, духи зашептали Дану. Он стиснул зубы и зажал уши руками, повторяя, как мантру: «Возвращайтесь назад, к своим телам и надгробиям, возвращайтесь назад».
— Спаси наследника, последнего из рода Сарматэ. Спаси наследника. Спаси его. Уведи прочь. Спаси наследника от белого демона. Уведи его прочь.
Дан широко распахнул глаза и отнял руки от ушей. Он спросил:
— Что это такое — этот белый демон?..
Но духи твердили свое:
— Спаси наследника, последнего из рода Сарматэ. Уведи его прочь. Уведи его прочь. Спаси наследника.
XI
Дан застыл у калитки. Он видел: белый силуэт склонился с дерева — и туман стелился у крыльца. Существо было достаточно близко, чтобы теперь точно увидеть: у него человеческие черты.
В густом тумане забился лисий дух, забился — и развеялся, словно ветер сдул его, как пыль. Туман начал отступать, и демон спустился с дерева, и пошел прямо, на двух ногах, в сторону поместья. Он поднялся на крыльцо — и отворил дверь.
Дан спросил:
— Что ты такое?.. — в этот раз звуком своего голоса.
Демон замер лишь на секунду, коснувшись рукой косяка. Обернулся, задержал взгляд белых глаз — и вдруг перемахнул через перила, легко взлетев и тяжело приземлившись. Он медленно направился в сторону леса.
— Спаси наследника! — завыли духи.
— Спаси его!
— Спаси наследника!
Дан бросился к поместью, но у крыльца затормозил. Там он увидел: лежат тела, превращенные в труху, лежат молчаливые — и среди них лисица с поседевшей шерстью. Он коснулся ее рукой — и она рассыпалась. И духа ее не было.
Дан быстрым шагом вошел в дом. На полу, на ковре, у холодного камина, была свалена груда обработанных шкур. Он почти подкрался и потрогал шерсть, еще теплую от чужого присутствия.
— Что ты здесь делаешь? — спросил осипший голос, спросил, глотая звуки.
Дан вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял молодой мужчина. На его обнаженной груди блеснул серебряный медальон с изображением рыси.
— Лулу…
— Умер. Семь лет назад.
Поэтому — Льюис — обогнул человека, чтобы вернуться в постель. Дан схватил его за предплечье — и его пронзило белой вспышкой, и ничего, кроме этой вспышки не осталось, и пальцы разжались. Он прошептал:
— На тебе метка смерти. Нам нужно уходить, пока оно не вернулось. Прошу тебя. Льюис.
Раскосые глаза замерли лишь на мгновенье. Льюис спросил ровно:
— Дух принял лисицу?
— Это не дух. Оно ничего не оставило. Оно ее опустошило…
Льюис услышал ответ на вопрос и кивнул своим мыслям. Он сказал не в разговор, а в целом:
— Хорошо.
— Нам нужно уходить. Твои предки мешают мне спать. Они велят тебя спасти.
— У тебя безумный вид. Безумнее, чем раньше…
Дан замер. А затем он вспомнил… об ощущении, когда не мог отвести взгляда. Он спросил:
— Оно завладело тобой?..
Льюис ничего не ответил. Дан снова попытался его коснуться.
— Льюис, послушай…
Льюис резко развернулся, и глаза его полыхнули золотистым огнем, и Дан увидел, что тень его раздвоилась и стала разрастаться, и призрачный зверь продублировал его ауру, словно стал шлемом и доспехами.
Не человеческим голосом, но рычанием Льюис сказал ему:
— Я остаюсь в своем доме.
И Дан отступил.
— Спаси наследника! Спаси его от белого демона!
Они кричали так, что, казалось, распирали изнутри черепную коробку. Ухо наполнилось влагой, и кровь скользнула тяжелой каплей вниз. Дан коснулся ее дрожащими пальцами. Льюис втянул густой воздух, и Дан попятился. Зверь наступал на него. Вот уже обнажились клыки…
XII
Споткнувшись, Дан слетел с крыльца и рассыпал несколько тел.
Белый демон сидел на дереве, склонив голову, и наблюдал издалека. Все это время наблюдал… Дан застыл, плененный его видом. Но, когда Льюис вышел на улицу, демон скрылся.
В сумерках шерсть, стремительно покрывавшая кожу, засеребрилась, а глаза блеснули стальным кошачьим блеском. Льюис рухнул на четвереньки, поднимая облако праха и выгибаясь от боли, зарычал.
Дан наконец-то отмер и побежал прочь. Позади него стоял такой хруст, словно одна за другой ломались кости. И пока этот хруст не стихал, только пока он не стихал, Дан мог надеяться, что у него есть шанс.
XIII
Это не было похоже на один только рык, но это был крик, уже нечеловеческий. Всякий раз, как тело менялось, он не чувствовал боли — так она была сильна, но он чувствовал, как теряет сознание, как прошибает ледяной пот, как дрожит каждая клетка — и лишь бы удержаться в пограничном состоянии переходной формы, он срывался на крик.
Нельзя остановить превращение ни психологическим, ни механическим путем. Нельзя откатить. Можно убить — в этой переходной форме. Чтобы остановить. Но он ощутил, как все прекращается, как уходит напряжение, словно его тянут изнутри наружу. Ощутил в тот момент, как белый туман обволок его тело. Наступила слабость — и он отключился, успев только подумать, что боится этой темноты, в которую срывается…
XIII
Когда Дан оглянулся, он… сделал еще несколько шагов и замер. Ему не нужно было больше бежать. Белый демон склонился над Льюисом. Словно обнял его и удержал от падения.
И тогда духи зарычали, и стая призрачных рысей бросилась на демона. Но Дан уже знал, что будет с ними, едва они коснутся, он знал. Можно отнять у духа тело, но уничтожить дух… Он лишь хотел их удержать, но вместо этого…
Импульс прошелся по земле — и ударная волна отбросила духов назад, и они исчезли. Осталось ощущение зудящего, роящегося электричества — во всем теле.
Белый демон поднял голову и уставился на Дана пустыми глазами. А потом вздрогнул и выпустил густой туман изо рта. Он попятился назад, совсем как человек — таким он был жалким.
И в ту минуту, как он не растворился, не переместился в другую точку, безопасную, Дан понял: он не дух и не демон, он материальный, и на него действуют законы двух миров. Законы живых и мертвых.
У Дана звенело в ушах, звенело, как после взрыва.
— Что ты такое? — снова спросил он, за мгновенье до того, как отключиться.
========== Глава 4. Печать мертвой лисицы ==========
I
Дан не вернулся — и Эмми отправилась его искать с рассветом. Она знала, куда он мог отправиться. Она увидела еще издалека и побежала. Дан был во дворе. Он склонился над окоченевшим телом.
Эмми замедлилась. Она стала разглядывать еще в пути. Опустилась рядом — и все ее внимание было приковано к молодому мужчине. Она пыталась угадать в нем мальчика, но от него ничего не осталось, ничего, кроме медальона, подаренного ему предками через Дана.
— Он мертв?..
— Нет, нет… он… Похоже на летаргический сон.
Эмми взглянула на Дана в поисках утешения — и лишь тогда заметила его, измазанного запекшейся кровью. Она разомкнула губы:
— Дан, Господи, что с тобой?..
— Не знаю. Я не знаю…
II
Никто не учил Дана этому дару. В детстве, пока была жива бабушка, она только говорила ему, что есть духи добрые и злые — и что первые хотят успокоить близких или самим успокоиться, а вторые жаждут мести и разрушений. Еще она сказала: «Никогда не позволяй им тебя касаться. Добрый дух или злой. Никогда не позволяй. Одно прикосновение — и ты отворишься, как дверь, и человека в тебе не останется».
Потом она умерла. Она приглядывала за Даном и при жизни, а духом и вовсе всюду ходила за ним по пятам, пока он не разозлился и не прогнал ее. Ему было пятнадцать. Он все время злился и все время кого-то гнал. Но с ней было иначе. Она ушла однажды — и с тех пор не возвращалась.
Раньше ему не нужно было специальных знаний. Хватало и того, что он понимал, как помочь другим обрести покой, по какую бы сторону от границы они ни стояли. Но теперь все было иначе. Он не представлял, что сделал вчера и какой ценой. Он не представлял, что за демон может уничтожить дух. Он не представлял, как обезопасить от такого два мира. А самое страшное, что, кажется, он один мог против него хоть что-то.