Или, до всё той же крови, зацеловать?
Выводила из себя небрежная манера одеваться как попало, но при этом получалось так сексуально, что блондину явно пытались в этом подражать, вот только получалось не очень.
Темнело в мозгу от издевательского, откровенно-пренебрежительного прямого взгляда сверкающих зелёных глаз, дурной силы, неизвестно откуда берущейся, и раздувающихся тонких ноздрей при их стычках. Поцелуй и последовавший за ним всего через неделю секс только усугубил ситуацию.
Когда-то решивший сломать любым способом эту выбешивающую его «белобрысую суЧность», вдруг однажды понял – его самого ломают.
Нагло. Бесцеремонно.
И что казалось самым мерзким и неприятным, до глупой, почти детской обиды – ведь ломают-то, даже не сильно-то напрягаясь!
Вот именно это совершенно и вывело из привычного равновесия.
Так что Дин даже не подозревал, что всё, относящееся к пусть и небрежно объявленной, но всё же чувственности по отношению к нему в записях Свята, нужно умножать, по крайней мере, на десять.
И возможно, это приблизительно то, что на самом деле переживал Свят и что пытался «давить».
Он не хотел верить всему, что переживал. Не хотел сам себе поддаваться.
Любовь к брату для него казалась в миллион раз нормальнее, чем к почти незнакомому парню из параллельного класса новой школы. Потому очень надеялся, что эти ненужные переживания просто очень сильная жажда секса.
Страсть, которую он погасит сексом за пару раз. И никак не больше.
Но надежда на это стала рушиться, как карточный домик, уже тогда, когда он самоуверенно, по-хамски, уселся на колени блонда, оказавшись с ним наедине в пустой квартире.
Уселся, пытаясь быть развязным и спокойным, пил пиво, говорил пошлости, целовал напряжённого Ангела в холодные от напитка губы, при этом начиная безвозвратно, со всеми потрохами тонуть в нём, его запахе, в зелени его ошеломительных, едва заметно раскосых глаз с расширенными зрачками, дурея от жаркой, пугающей, невыносимо нужной ему близости.
Почти животная страсть, как и жажда его удовлетворения, нарастала как снежный ком. Но если бы только это! Никогда раньше, кроме прикосновений к Яну, Свят не ощущал такого явного головокружения и не чувствовал сумасшедшего жара в груди и такого желания целовать!
Всего целовать.
Едва сдерживая дрожь, Свят даже подумал, что грохот его ополоумевшего сердца услышит не только он.
И когда понял, что блонд ни под каким соусом не собирается «дать», уже знал, что первым «даст» сам. Наплевав на гордость, на самолюбие, эгоизм и на всё то, что пытался доказать самому себе столько времени.
Тогда почти всерьёз он опасался только одного – если здесь и сейчас, любой ценой не затащит Ангела в постель, просто напросто сойдёт с ума.
И всё то, что творил с ним в постели позже, вовсе и не от его безбашенности и безрассудства, в чём ни на грамм не сомневался тогда Дин. И не оттого, что тормозов не оказалось у старшего из близнецов.
Они были у Зверя всегда. Но отказали только потому, что чувства оказались настолько накалены и обостренны, что не сомневался – взорвётся мозг от кипящей крови.
Его вынесло из реальности, напрочь отключив в сознании знаки «предупреждения», сорвав всё мыслимые и немыслимые запреты. Раскрепостив в постели настолько, что сносило башню не только от горячего тела Дина, его стонов, но и от самого себя. Такого.
И не знал вымотанный физически и морально Ангел, уходя от криво ухмыляющегося, похабно довольного Зверя, убеждённого в продолжении их отношений, что тот через пару минут залезет под холодный душ и, упёршись лбом в холодную стенку кабины, потеряв счёт времени, будет пытаться прийти в себя и хоть немного вернуть утраченное равновесие и спокойствие.
С ужасом, оглушающим всё его существо, понимая – влюбился…
Всё же влюбился.
По уши…
И стало уже глупо сомневаться и продолжать отрицать это для самого себя.
***
– Придурок… О тебе я говорил. Ясно?
Слегка ошарашенный этим признанием, Дин знал, что больше никогда не спросит Свята, почему тот промолчал о сексе.
***
Прижимая к себе спиной тёплого Яна, опёршись о подоконник, Дин стоял на кухне близнецов, пытаясь ещё и аккуратно курить, посматривая на расслабленно-вытянувшегося старшего близнеца, откинувшегося на диване, двумя руками державшего кружку с кофе.
Пальцы нащупали рёбра под футболкой, и Дин потёрся носом о черноволосый затылок:
– Ты хоть что-нибудь жрёшь, а? По-моему, ещё худее стал…
– Да нифига он не жрёт! Лисапед гоночный, – фыркнул Свят, отпивая глоток и морщась.
– Сам ты… лисапед, – спокойно парировал Ян. – Ем я, как и ел. Не меньше ни фига! Просто, может быть, больше нервов на учёбу уходит, чем в школе.
Поёрзав, сильнее вжался спиной в Дина, уютно устраиваясь, и тот обнял его ещё крепче.
– Не достают, Ян? Честно?– осторожно спросил Дин, тут же увидев вскинутый на брата пристальный взгляд Зверя.
– Нет, всё нормально… Я сам не думал, что с этим будет так спокойно.
– А этот из универа… как его… Пристаёт который?! – кривая ухмылка Зверя заставила напрячься.
У Дина от удивления поползли вверх брови.
– Из универа?! Кто пристаёт? Не понял… Я что-то пропустил?
– Да ничего ты не пропустил, нашёл, кого слушать! Пф… Просто хочется парню со мной дружить и всё! Не больше! – Мозаик пристально смотрел на брата, словно внушая ему сказанное.
– Ага – «пф»! – Свят, криво усмехаясь, качал головой. – Родной, когда хотят дружить, не трахают глазами, как он тебя!
– Вот дурак же! Ну что ты несёшь? Никто меня там ничем не трахает!
– Ага… Не хватало! – пробубнил Свят, и Дин, не удержавшись, хмыкнул. – М-м-м? Смешно? Вот уведут мелкого, тогда вместе поржем, да?
– Чего? Хрень не неси, ладно? Всё! Прекрати, Свят! Не хватало, чтобы ты мне ещё и Дина накрутил фигнёй всякой, – Мозаик, развернувшись, обнял Дина обеими руками, покряхтывая от удовольствия, устроил голову на его плече. – Не верь ему, Ангел. Не будешь верить? Нет?
