Как все начиналось
В день моей свадьбы я была одета в длинную красную шелковую юбку, удачно скрывавшую мою десятинедельную беременность, и черный жакет. Я немало времени провела в своей тесной ванной, подгоняя по фигуре юбку и стараясь замаскировать увеличившуюся грудь, но ноги у меня болели, не давая забыть о моей беременности. Думаю, я пыталась увидеть себя в своем новом статусе миссис Ллойд. Зеркало отражало мои шевелящиеся губы, но, конечно, это была ложь. В действительности зеркало говорило:
— Вторая миссис Ллойд.
Натан вызвал такси и мы отправились в регистрационный офис. Он был в своем темно-сером офисном костюме и пострижен короче, чем мне нравилось. Это делало его облик каким-то легковесным и незаконченным. Он не был похож на того уверенного и светского мужчину, которого я выбрала. И он не выглядел бесконечно счастливым.
— Ты мог бы глядеть немного веселее, — заметила я со своего сиденья в такси.
Его лицо прояснилось.
— Прости, дорогая, я кое о чем задумался.
Я наблюдала за велосипедистом, с риском для жизни пробирающимся сквозь поток машин.
— О чем ты мог задуматься по пути на нашу свадьбу?
— Эй, — Натан повернулся и взял меня за руку. Мои руки теперь всегда были горячими, еще один сюрприз беременности. — Теперь тебе не о чем волноваться, обещаю.
Я верила ему, но мне очень хотель снова оказаться дома.
— Это особенный день, — он улыбнулся мне своей решительной улыбкой, — теперь я буду думать только о тебе.
Я переплела его пальцы со своими.
— Чтож, я поражена. Жених думает о своей невесте.
В приглашениях для гостей Натан указал свободный стиль одежды.
Никакой суеты, говорил он, никакого пафоса. Он вел себя так, словно заключал простую сделку.
— Ты меня понимаешь? — несколько раз спрашивал он, безумно раздражая меня, словно специально напоминая, что теперь я беременная, безработная, ограниченная в средствах женщина.
Когда мы подъехали, Натан, казалось, оцепенел перед уродливым зданием из серых бетонных блоков. Мы прошли внутрь в приемную, украшенную фальшивым мрамором, жирной позолотой и корзинами отвратителных голубых и розовых пластиковых цветов. Никому здесь в голову не приходило промыть их от пыли. Как только мы вошли, к нам бросилась Пейдж. Она все еще работала в банке и была одета в бежевый костюм и белую блузку. Лацканы пиджака казались грязноватыми.
— Прекрасно выглядишь, Минти. — Она перекладывала портфель с бумагами из одной руки в другую. — Ты сказала, что нарядное платье необязательно, так что я примчалась сюда прямо с совещания.
— Да…
Она рассматривала меня.
— О боже мой, ты рассчитывала увидеть меня в платье…
Мне оставалось только промолчать, что я и сделала. Да, я ожидала увидеть Пейдж в ее лучшем платье от Александра МакКуина и в шляпе для торжественных случаев. После всего, всего, что я пережила, я жаждала шелка и кружев, сверкающих бриллиантов, пьянящего восторга, украшенного цветами алтаря, к которому я пойду, переполненная волнением, вызывая у гостей чувство доброты и печали от невозможности вновь пережить эти ощущения. Пейдж нахмурилась:
— А где твой букет, Минти?
— У меня его нет.
— Ясно, — спокойно сказала Пейдж, — подожди.
Она сунула мне в руки свой портфель и исчезла. Натан поманил меня к группе гостей, среди которых были его взрослые дети Поппи и Сэм со своими супругами Ричардом и Джилли, которые разговаривали с Питером и Кэролайн Шайпер. Поппи была в черном, а Джилли, уже заметно беременная, в серых мятых джинсах. Только Кэролайн постаралась выглядеть нарядной в ярко-алом платье и белом жакете. Сэм неохотно взглянул на меня:
— Привет, Минти.
Джилли сделала над собой усилие и легонько клюнула меня в щеку. Ее длинные шелковистые волосы коснулись моего плеча, от нее пахло шампунем и здравым смыслом.
— Как ты себя чувствуешь? — многозначительно шепнула она мне как одна беременная женщина другой.
— Прекрасно, только руки все время горят, а ноги болят.
Ее глаза скользнули по моему телу.
— По тебе ничего не заметно, счастливица.
Джилли выглядела полной моей противоположностью. Каждая линия ее тела, гордо выпяченный живот излучали восторг от предстоящего материнства. Она оглянулась на Сэма.
— Подожди, ноги — это только начало, — пообещала она.
Пейдж ворвалась в комнату.
— Вот твой букет, Минти. Он ужасен, но я сделала все, что могла.
Она вложила мне в руки пучок алых роз, которые по всей видимости купила в жалком магазинчике у эмигрантов. Они были плотно упакованы и наполовину увяли. Регистратор прочистила горло, негромко кашлянув.
— Вы готовы?
— Целлофан! — прошипела Пейдж.
Я сорвала его, смяла в комок и бросила на стол.
— Ох, Минти, — сказал Натан, — я забыл, что ты должна быть с цветами.
Позже в ресторане, когда Натан заказывал обед, чтобы отметить это великое событие, к нам присоединилась тетя Энни, последняя из его старших родственников, подняв небольшую суету с перестановкой стульев. Я окинула взглядом гостей за столом. Джилли демонстративно пила воду из стеклянного стакана, Сэм сидел, приобняв его рукой за плечи. Поппи оживленно болтаоа с соседями по столу, ее шелковый тайский шарф переливался на плечах золотыми и алыми искрами. Время от времени она касалась рукой плеча Ричарда. Однажды она коснулась губами его щеки. Ни один из них ни разу не взглянул в мою сторону. Они обсуждали мое имя — Сьюзан — о котором узнали только что на регистрации. Всю свою жизнь я ненавидела его и даже собиралась поменять, когда мне исполнится пятнадцать лет, но сейчас мне хотелось защитить его.
— Что смешного в Сьюзан?
Джилли и Поппи повернули головы одновременно.
— Просто ты такая мятная[1], - объяснила Джилли.
— Извини, а почему здесь нет никого из твоей семьи? — спросил Сэм, когда мы покончили с дуврской камбалой и эскалопами.
— Мой отец ушел, когда я была совсем маленькой, мать уже умерла и уменя нет ни братьев ни сестер.
— Извини.
— Я не могу потерять то, чего никогда не имела, — сказала я и упрямо добавила, — не так уж это и ужасно.
Сэм мог бы сказать: «теперь мы твоя семья», но он промолчал.
В конце вечера я смотрела, как Натан оплачивает счет своей платиновой кредитной картой, и думала, что теперь мне не нужно беспокоиться о деньгах. Потом я встала и пошла попрощаться с тетей Энни. Я наклонилась на инвалидной коляской, глядя в ее напудренное лицо под полями черной фетровой шляпы.
